Семен Чухлебов - Я сын батрака. Книга 1

Дальше расскажу о детях Ефима и Ганны, но было бы несправедливо, если бы я не упомянул о богаче Барабаше и о Мыколе Шауле. А их судьба для хуторян сложилась почти одинаково. Барабаш заранее распродал всё своё богатство и на тачанке уехал в сторону Новороссийска.

А Шаула, как только прослышал, что скоро в хуторе будут белые, сел на своего Буланого коня и тоже решил уехать. Перед отъездом, Мыкола зашёл к Ефиму Васильевичу попрощаться, мой дедушка отговаривал его от отъезда, убеждал в том, что нам, беднякам, боятся некого, придут красные или белые, они нас не тронут, это пусть богатые драпают, так что оставайся. Но Мыкола, был не преклонен, и уехал. После его отъезда, Ефим Васильевич рассуждал на тему, почему же Шаула уехал? Возможно, он боялся, что солдаты отберут у него лошадь, которою он очень дорожил — она у него была как член семьи. У Мыколы кроме его Буланка никого и не было, ни жены, ни детей, так что причиной его отъезда была, всё-таки лошадь, любимый Буланок. Как уехали, как будто пропали и больше они в родные места не возвращались. Вот такие дела.

У Ефима и Ганны за время совместной жизни родилось восемь детей: семь сыновей и одна дочь, рожденная последней. О всех говорить не буду, так я о них мало что знаю. Отец на эту тему говорить не любил, единственное, что я точно знаю из слов родителей так это то, что четверых сыновей забрали на войну 1914 года и не один из них не вернулся. Об остальных четверых я кое-что знаю. Хотя я об этом уже писал. Старшего Ивана на войну не взяли, так как у него, одна нога слегка была короче другой, и потому при ходьбе он прихрамывал. Сын Дмитрий болел и вскоре после свадьбы моих родителей умер. Остались мой будущий отец Кондрат и его младшая сестра Александра. Начну рассказ со старшего Ивана, так как я о нем много наслышан, затем об Александре, а потом о Кондрате, потому что о нём я знаю больше всего. Должен отметить, что приезжая в очередной отпуск, а это было конец шестидесятых-начало семидесятых годов прошлого века, я постоянно расспрашивал родителей об их прошлой жизни, о родных и близких и всё, что я от них слышал, я аккуратно записывал в блокнот. Жалею, что интересовался прошлым только у своих родителей, а надо было на эту тему поговорить и с другими родственниками. Но дело в том, что родословную я тогда писать не собирался, поэтому и ограничивался своими родителями.

Как я уже ранее писал, отец не любил вспоминать то время, но как только разговор заходил о старшем брате Иване, то он о нём и вспоминал, и говорил много и охотно, по всему было видно, что он гордился своим братом. Действительно, Иван в семье личность была не заурядная, он ни на кого не походил ни внешностью, ни поведением. Он жил как бы сам по себе, но при этом далеко от семьи не отрывался. Из рассказа родителей я составил словесный портрет Ивана Ефимовича. В то время ему было лет 35–36, роста он был среднего, «по тем временам», 160–165 см, телосложения худощавого, лицо смуглое, глаза чёрные, волосы чёрные прямые, при ходьбе прихрамывал, но, не смотря на это, хорошо владел своим телом. Так на полном скаку лошади, мог сесть на неё, и, если надо, то на скаку и спрыгнуть. Характер у него был сложный, вспыльчивый. Обычно на замечания в его адрес отвечал так: «Мыни ни нада указывать, что делать, я свое дило знаю хорошо и делаю ёго исправно, а вы лучше смотрите за своими горшками». Как я понимаю, этими словами он хотел подчеркнуть значимость того, чем он занимается и чем остальные члены семьи. Очень любил лошадей, мог часами наблюдать за их повадками. С любовью ухаживал за ними, кормил, поил, мыл и чистил их, а также убирал их стойла. Когда заходил вопрос о его профессии, чем он занимался, отец, отвечая, обычно отворачивался и при этом смотрел вниз, как бы что-то, ища, говорил: «Та ны якой профиссии у ёго ны було, а занимался так, чим нада було тим и занимался». Затем поднимал голову и победоносно смотрел на меня, как бы говоря, ну как, хорошо я увернулся от твоего коварного вопроса. На такой вопрос мама говорила более откровенно: «Сеня, та чим он занимался, мы толком и не знаем, уезжал, приезжал, что-то привозил, а где он всё это брал, мы же не знаем. Сложный был человек, но семье помогал хорошо, а лошадей любил так, что, не дай Бог, сам не поест, а коня и накормит, и напоет. И они его любили также, и ходили за ним, как будто на поводе».

По рассказам родителей Иван водил дружбу с калмыками и свободно говорил на их языке. Конечно, дружил не со всеми, а с определённой группой калмыков из пяти-шести человек. Они приезжали к нам все на лошадях, вооружённые карабинами и ножами, шашек у них не было. По словам Ивана: «Шашка, мешает нашей работе, а работа у нас деликатная». И вот они этой компанией гуляли по степным просторам, а разгуляться там было где: вокруг на сотни километров Степь, а на ней пасутся табуны лошадей, крупный рогатый скот, отары овец, так что гуляй, не хочу.