Иван Малютин - Незабываемые встречи

Это случилось недавно, и Вы легко представите себе настроение нашей семьи.

За намерение Ваше прислать медку очень вам благодарен, но теперь это совершенно невозможно, да, пожалуй, и не особенно нужно: меня приятели-читатели и сочувствующие снабжают даже и медом, так что я пока ни в чем не нуждаюсь. Желаю и Вам и Вашей семье всего хорошего.

Письма я обыкновенно посылаю заказными и книжку пошлю так же. В свою очередь прошу уведомить меня о получении. К сожалению, ничего не могу Вам сообщить (утешительного) о лицах, о которых Вы спрашиваете; о Дрожжине ничего не знаю. Крюков умер где-то на Кубани. Это, к сожалению, не слух, который мог бы оказаться не верным, а известие несомненное. А. Г. Горнфельд из Петрограда прислал мне его некролог, напечатанный в местной литературной газете (есть такой еженедельник, издаваемый обществом взаимопомощи писателей в Петрограде).

Ну, еще раз желаю всего хорошего Вам и всей Вашей семье. Будьте здоровы.

Сколько верст будет от вашего почтового отделения до дер. Морозовки? Не слишком ли затруднительно извещение о заказных письмах!»

Затем я получил от Короленко открытку, в которой он сообщал, что здоровье его по-прежнему неважно.

Владимир Галактионович Короленко.

Положение на Украине тогда было неспокойное и не благоприятствовало нашей переписке. Письма долго задерживались в пути и совсем терялись. Да и Владимир Галактионович часто болел. И вот последнее письмо, которое шло месяца два, написано было Короленко за четыре месяца до его кончины, 25 августа 1921 года.

«Простите, что порой подолгу не отвечаю. Я теперь сильно болен. Кроме того я теперь избран почетным председателем комитета голодающим, и это помимо болезни требует у меня времени. Поэтому не имею возможности быть аккуратным в переписке, как было в старину.

Не взыщите. Желаю здоровья, сытости и вообще всего хорошего».

Это было последнее письмо от Владимира Галактионовича. В декабре в редакцию газеты «Советская Сибирь», где я работал тогда, пришла радиограмма:

«28-го декабря, в Полтаве, состоялись похороны писателя В. Г. Короленко. Этот день был объявлен траурным, занятия нигде не производились. В похоронной процессии участвовало 150 000 человек, Было много делегаций от крестьян соседних сел.

В ознаменование памяти Короленко Совнарком Украины постановил в 6-месячный срок поставить покойному писателю памятник в Полтаве…

Семья Короленко обеспечивается пожизненно пенсией от государства…»

Основоположник социалистического реализма А. М. Горький говорил, что в

«великой работе строения новой России найдет должную оценку и прекрасный труд честнейшего русского писателя В. Г. Короленко, человека с большим и сильным сердцем».

Эти слова воплотились в жизнь. Советский народ, наследник всего лучшего, передового в культуре прошлого, любит и чтит Короленко — великого художника слова, неутомимого правдоискателя, внесшего неоценимый вклад в историю русской литературы, общественной мысли и освободительного движения конца XIX и начала XX веков.

Правдивые книги писателя-гуманиста в наши дни полностью сохранили свое большое познавательное и художественное значение. Велика и воспитательная сила этих книг, прививающих ненависть к мрачному прошлому и укрепляющих в советских патриотах веру в силы человека, любовь к жизни и труду, к дружбе между народами.

Борясь за мир и коммунизм, мы бережем, как ценнейшее национальное достояние, русскую классическую литературу, неотъемлемой частью которой стало наследие В. Г. Короленко.

В первый раз о писателе Шишкове я узнал от Григория Николаевича Потанина в 1915 году в Барнауле. Тогда же мне пришлось прочитать его рассказ «Ванька Хлюст» в «Ежемесячном журнале» за 1914 год.

Этот рассказ произвел на меня сильное впечатление необыкновенным интересом автора к жизни народа.

А потом, когда в разных журналах появились его рассказы («Краля», «Чуйские были» и «Страшный Кам»), писатель совершенно покорил меня простотой изложения, искренностью своего голоса, чуткостью к простому человеку — герою своих произведений.

Многое из того, что было передумано, написано Шишковым, как мне казалось, пережито и передумано мной и всеми, кто окружал меня, — простыми людьми.

Может показаться странным, что я подхожу к писателю с такой меркой. Впоследствии я убедился, что так относятся к творчеству подлинно народного писателя многие. Ф. В. Гладков писал мне: