Антонина Малютина - Повесть об отце

Светлые воспоминания увозили мы из гостеприимного Борка. Ксения Алексеевна — воплощенное радушие, живость, веселость. Прежде мы знали ее как талантливую переводчицу с английского, французского и других языков, слышали, что она была первоклассной пианисткой. Нас очаровала эта невысокая смуглая женщина с черными волосами и черными горящими глазами. Она говорила громко и быстро, отличалась подвижностью. По происхождению Ксения Алексеевна была южанкой: дед — француз, бабушка — испанка. Ей приходилось бывать во многих городах Италии, Англии, Германии, Франции, Швеции, Норвегии, Турции. С концертами она не выступала уже лет десять, в Борке стояло давно замолчавшее пианино.

Однажды, когда Морозов вновь навестил нас, квартиру буквально осаждали местные гости, в частности профессора педагогического института имени К. Д. Ушинского, писатели Д. Горбунов и другие. Летний день дышал зноем. Окна в домике были распахнуты. Николай Александрович сидел возле одного из них, а желавшие с ним побеседовать разместились на улице и задавали бесчисленные вопросы. Разговор коснулся его книг «Откровение в грозе и буре» и «Пророки». Он вспоминал, как, сидя в Алексеевском равелине Петропавловской крепости, где не давали никаких книг, кроме религиозных, оставшихся еще после декабристов, увлекся апокалипсисом и решил разгадать его загадки, а потом описал деятельность пророков.

Всех интересовало знакомство ветерана русской революции с Карлом Марксом и его семьей. В 1880 году Морозов посетил Лондон и встретился с К. Марксом с намерением привлечь его к сотрудничеству в только что созданной «Социально-революционной библиотеке», на что Маркс охотно согласился. По словам Николая Александровича, Маркс чрезвычайно интересовался русским народовольчеством, восхищался его титанической борьбой против самодержавия, которое тюрьмами и каторгой не могло сломить борцов за свободу. К. Маркс передал Морозову тогда для перевода «Коммунистический манифест» и другие работы.

Посетители были глубоко удовлетворены беседой. Когда все разошлись, отец с гостем отправились на прогулку. Было уже поздно. Тишина и прохлада опускались на истомленную зноем землю. Сквозь кружево склонившихся деревьев таинственно поблескивал старый пруд. Во время прогулки Морозов поделился еще одним воспоминанием. В Шлиссельбургской одиночке он заинтересовался ошибкой в предсказании солнечного затмения, допущенной придворным астрономом китайского императора и стоившей ему жизни. Узник решил выяснить эту ошибку и высчитал солнечные затмения за три тысячи лет. А потом, увлекшись, сделал расчеты на две тысячи лет вперед. Таков был научный энтузиазм автора «Звездных песен»!

Невзирая на преклонный возраст и перегрузки, Николай Александрович продолжал писать Малютину и в 40-е годы. Он являл собою прекрасный пример несгибаемой силы духа, безграничной преданности революции и науке, уменья жить и плодотворно трудиться в любых условиях. Помню, как приятно удивил меня плакат в спортзале одного из сочинских курортов, на котором было написано изречение Морозова. Оно призывало любить гимнастику, потому что гимнастика дает хорошее развитие, бодрость, трудоспособность. «Порукой в этом мои девяносто лет», — гласил плакат. Общение с таким человеком было для окружающих великим жизненным эликсиром.

…С тревожных дней русско-японской войны, когда в народе все сильнее закипала ненависть к самодержавию, готовая разлиться в пламя революции, Малютин знал простые и правдивые произведения Семена Павловича Подъячева.

В 1922 году в редакции московской газеты «Беднота» отец узнал адрес писателя, жившего в селе Обольяново, и написал ему, а получив сообщение от его сына о болезни Семена Павловича, решил съездить к нему.

Зеленел и благоухал веселый май. Вот сквозь деревья парка показался двухэтажный барский дом, фигурирующий в «Сне Каллистрата Степаныча». Вот обольяновская почта. В широком одноэтажном доме писателю принадлежали четыре светлые комнаты. Полная, моложавая и ласковая Мария Степановна — жена писателя — провела гостя в кабинет Подъячева, который искренне обрадовался встрече. Состояние его было тяжелым: уже более двух недель лежал с сильными болями в пояснице, врачи запрещали говорить и читать. Больной изъяснялся с трудом, задыхался. Утомлять его долгой беседой было нельзя. Первое впечатление, что это — душевный, располагающий к себе человек, подтвердилось дальнейшим знакомством.