Антонина Малютина - Повесть об отце

Эта книга — и биография, и обзор творческого пути, и воспоминания. Я стремилась по мере сил дополнить рассказанное им самим в мемуарах.

Если в сердцах читателей этой книги вспыхнет хоть искра от огня любви, которую я питаю к моему герою, если они задумаются над этими правдивыми страницами, сопоставят прошлое с настоящим, смелее взглянут в лицо трудностям, — моя цель будет достигнута.

Май 1969 года. Я сижу в уютном читальном зале Центрального государственного архива литературы и искусства. Доносится приглушенный шум великой столицы. За окнами цветут деревья, и на моем столике благоухает черемуха, роняя белые лепестки «а старую рукопись «Странички жизни». Пожелтевшие листы, исписанные дорогим отцовским почерком, переносят меня в далекие годы.

Нищая деревенька Пята на берегу Шексны в пяти верстах от захолустного Череповца — теперь индустриального гиганта. Вросшие в землю полусгнившие избушки подслеповато глядят на единственную улицу. Позади — тощее деревенское поле. Вдали за рекой нескончаемой полосой темнеет казенный лес. Работают здесь не покладая рук. И все же многим уже с осени приходится прикупать хлеб. Кто имеет коровенку — и те оставляют ребятишек без молока: все уносят продавать господам.

В семье одного из таких малоземельных крестьян — Петра Михайловича Кулева — 11(24) апреля 1873 года родился первенец, названный Иваном [1] Мой отец в юности переменил фамилию Кулев на Малютин. . Петр Кулев с семьей, вскоре разросшейся до семи человек, не мог прокормиться земледельческим трудом и, чтобы не умереть с голоду, выучился сапожному ремеслу, как и большинство однодеревенцев.

Ульяна Степановна — его жена, происходила из старообрядческой семьи. Вместе с богомольными стариками долгие часы проводила она в моленной. Нередко приводили сюда и мальчика, усаживали его на крашеную скамью и заставляли перебирать красивую маленькую лестовку. Но ребенка пугали полумрак и медные лики угодников, озаряемые отблесками восковых свечей.

Старообрядцы не уставали напоминать Ульяне о ее «грехе» (брак с православным), убеждали уйти в лесной скит и там молиться о прощении. В конце концов они довели молодую женщину до сумасшествия. Это было первым горем Иванова детства, оставившим в душе мальчика неизгладимый след ужаса и тоски.

О лечении в старой деревне не могло быть и речи. Ульяну держали под замком в чулане и выпускали только в моленную. Сын ее почти не видел. Как светлый луч, явилась она ему на пороге жизни, и воспоминание о ее голубых глазах, передавшихся Ивану, о нежном голосе и ласковых натруженных ладонях навсегда осталось в детском сердце. И чем дальше отодвигалось детство, тем дороже становилась память о матери…

Отец Ванюшки — человек незаурядный — днем шил сапоги, а ночами сидел за чертежами «вечного двигателя». Однако для серьезных занятий механикой нужны были знания, а он овладел лишь азами их, да и то «самоуком». Деревня тонула в темноте и нищете. Непросвещенный народ населял окрестные леса лешими, реки — русалками. В неопубликованном рассказе Малютина «Пустынька» поведана одна из местных легенд о встрече в лесу у ночного костра с уже умершим земляком Солиным. В другом — «Косточка-невидимка», помещенном в «Алтайском крае», описана деревенская быль: суеверный парень, желая обладать косточкой-невидимкой, ночью варит в банном котле совершенно черную кошку, однако его ожидает горькое разочарование.

Когда семья Петра Кулева переселилась в соседнюю деревню Угол, у Ванюшки появился приятель — Дмитрий Павлович Меньков («Павлыч»). Друзья убегали за околицу, собирали черемуху, купались, удили рыбу. С тех пор в сердце навсегда вошла любовь к природе. Тихие закаты, белые ночи с соловьиными трелями, казалось, обладали колдовской силой. Впоследствии Малютиным было написано немало стихотворений о природе — «Тишина», «В защиту леса», «Смерть сосны», «Сыплет солнце лучи золотые» и ряд других.

Ванюшка радовался, когда ходил с отцом рыбачить, засыпал его вопросами: есть ли у земли конец, можно ли дойти до него и как далеко идти. «Очень далеко», — отвечал Кулев. И, видя разочарование сына, старался утешить его историями из разных книг. Вскоре он купил церковнославянскую азбуку, сделал лапку-указку и начал обучать восьмилетнего сына чтению.

— Аз, буки, веди, глаголь, добро, — повторял ученик за учителем названия славянских букв, водя по букварю указкой.