Алексей Ловкачёв - Синдром подводника. Т. 2

На вахте запрещалось делать все за исключением того, что способствует повышению или поддержанию боеготовности корабля. Поэтому такие вещи, как сон или даже чтение художественной литературы, были недопустимы. Но поощрялось чтение вахтенных и эксплуатационных инструкций, а также прочей литературы исключительно служебного характера. В общем, было запрещено заниматься, как было написано в инструкции «…всем, что отвлекает или может отвлечь от несения вахты». Тем не менее народ как мог приспосабливался к окружающим его условиям и обстановке с учетом специфики своего боевого поста. Тяжелее всех было тем, кто нес службу не в гордом одиночестве, а хоть в каком-то коллективе, особенно на главном командном пункте (ГКП) в третьем отсеке. Ведь кроме командования там в любую секунду мог появиться старший по походу представитель командования штаба дивизии, а то и флотилии. Зато, если что, то на миру и смерть красна.

Я уже имел отрицательный опыт. Когда-то мирно уснул, затаившись в укромном закутке на нижней палубе, а тут появился командир корабля и не обнаружил вахтенного. С того времени я выработал свою систему контроля над ситуацией в отсеке и отслеживал не только показания приборов и механизмов, но и возможные визиты нежелательных, но обремененных властью персон.

В этом деле мне «услужливо» помогало то, что при наличии ядерного боеприпаса на торпедную палубу вход был строго ограничен. Сюда могли подняться: боевая часть № 3 в полном составе; члены экипажа, обслуживающие общесудовые системы первого отсека — трюмный Сергей Рассказов и электрик, матрос срочной службы; ну и, конечно же, командование лодки, дивизии и флотилии.

Чтобы как-то совместить требования службы с возможностями досуга и отдыха, я прибег к своей методе. Благо, вахту я нес в полном одиночестве, не считая всякого рода учений и «высиживаний» по боевой тревоге или беготни по учебным мероприятиям в составе толпы.

Безусловно, вопросы службы и вахты были мною поставлены в разряд приоритетных, поэтому этой задаче подчинялись все остальные. Прежде всего, осмотры отсека, по результатам которых производился доклад на ГКП. При заступлении на вахту и перед ее сдачей, а также при смене видов деятельности мною качественным образом производился осмотр отсека.

В первую очередь после заступления, пока я был свеж и бодр, при необходимости изучал служебные документы, а если таковой необходимости не было, то читал какую-нибудь интересную книгу или журналы типа «Зарубежное военное обозрение», «Морской сборник», «Иностранная литература» и прочую художественную литературу. Затем, все еще оставаясь в хорошем тонусе, в течение получаса занимался зарядкой, чтобы не потерять спортивную форму, но без фанатизма, в меру. В комплекс входили элементы каратэ с отработкой ударов руками и ногами, силовые упражнения, а также упражнения на растяжку. Так в автономке, например, я довел свою физическую форму до девятнадцати подтягиваний. После зарядки я не менее получаса расхаживал по отсеку туда-сюда, благо, длина дорожки составляла около восьми метров и было где разгуляться. Это была самая длинная и просторная «беговая» дорожка на нашей подводной лодке. Кстати, некоторые члены экипажа пытались в море серьезно заниматься спортом, чем резко ухудшали состояние здоровья, вплоть до возникновения жалоб на сердце, причем не беспредметных.

В каком-то документе я вычитал, что в условиях начала войны, если будет израсходован ракетный и торпедный боезапас корабля, часть экипажа, в том числе личный состав БЧ-3, должен переквалифицироваться в минеров для выполнения диверсионной работы. Не знаю, какие бы из нас получились подрывники-диверсанты, ведь с нами даже занятий на эту тему не проводили. Хотя… переквалифицироваться, конечно, означало обучиться. В этом смысле я морально был готов продолжать борьбу доступными средствами. Около половины вахтенной поры я обычно выделял на сон, так как далеко не всегда удавалось посвятить достаточно времени этому нужному и важному занятию — по причине объявления неожиданных учебных, боевых и аварийных тревог. Для своего подпольного сна я располагался на раскладном стуле, откидывался вместе со спинкой назад, опирался на огнезащитный чехол (ОЗЧ) боеголовки, который надевался на боевое зарядное отделение торпеды, а ноги забрасывал на другую торпеду или балку торпедопогрузочного устройства. В таком положении — полулежа или, наверное, все-таки в лежачем — я и предавался нарушению дисциплины, сну. Хотя, если отойти от бравады, это все-таки был не сон, а дрема. Потому что отдых мой был чутким, и на любое пусть даже едва уловимое движение или звук тут же включалось сознание, а самое главное — при пробуждении я не имел помятого вида. Обычно я просыпался за пять минут до начала доклада об осмотре отсека, ибо, как уже отмечалось, дважды в час производился вызов вахтенного отсека по «Каштану».