Софья Бенуа - Людмила Гурченко. Я – Актриса!

Поговаривают, что поводом для развода с преданным Купервейсом стала интрижка Л. Гурченко с режиссером Леонидом Трушкиным.

– А что удивляться? Люся же была актрисой, настоящей, великой… Таким, как она, время от времени требуется допинг. А между режиссером и актрисой часто пробегает искра. Помню, Люся и в Михалкова была влюблена, когда снималась у него в «Пяти вечерах», – сыпала подробностями актриса Инна Выходцева [35].

Сама же актриса однажды жестко и безапеляционно признала:

– Вы знаете, мой жизненный опыт привел меня к выводу, что все мужики – козлы!

Утверждают, что Людмила Марковна всех бывших мужей считала недостойными, предателями и не стеснялась в выражениях, когда упоминала их в интервью. И даже самый покладистый, самый тонкий из ее бывших – Костя Купервейс – получил свою порцию гнусностей. А ведь когда-то, на заре их отношений, его отец предупреждал о неизбежной фатальности: «Она сначала превратит тебя в кролика, а потом съест».

Однажды друзья музыканта возмущенно посоветовали прочесть очередное интервью звездной актрисы. Несмотря на то, что прошло 19 лет после их расставания, ее сердце пылало злобой. И тогда бывший супруг дал согласие на ответное интервью [36].

«Естественно, я тут же пошел и купил газету. Интервью называлось «Мои мужья – это отбросы и обмылки». Процитирую самый «яркий» отрывок: «Никто не смеет так поступать со мной…Он признавался мне в любви, а за моей спиной готовил свою будущую жизнь. Обмылок! Сейчас ему не хватает, чтобы вслед шептались: «Смотри, Купервейс пошел – муж Гурченко». Надо быть благодарным, что тебя вынули из дерьма, сделали из тебя человека, а ты взял и плюнул…»

Да-а, сильно. «Обмылком» меня Людмила Марковна еще не называла, да и извлеченным из «дерьма» – тоже. Девятнадцать лет прошло, а она все придумывает новые и новые эпитеты. Откуда такие «долгоиграющие» злоба и ярость?»

«Бывший» парировал ответными, куда более весомыми, обидами:

– Мне есть о чем жалеть. О том, что не реализовал свой талант музыканта и композитора, о том, что у меня нет и никогда не будет своих детей, а у моих родителей – внуков. Но за все эти девятнадцать лет я ни разу не пожалел о том, что ушел от звезды по имени Люся Гурченко.

В середине 1980-х, – признавал Купервейс – вместе со звездной болезнью к Людмиле Марковне придет раздражение всем и всеми: им, его родителями, собственными матерью и дочерью…

Она же в том интервью, которое так озадачило его, говорила:

– Мне казалось, что Костя Купервейс – идеальный, все вокруг умирали от зависти, как же мне с ним повезло! Я даже решилась венчаться. Мы встретились в 1973 году, когда умер мой папа. И я подумала, что мне послан человек свыше. Мы прожили 18 лет, а он ушел к продавщице. К продавщице! Нет ничего страшнее предательства – обдуманного, обаятельного, музыкального. У узнавших про это побелели лица…

– Сейчас я по-иному вспоминаю восемнадцать с половиной лет, прожитых с Люсей, – утверждает музыкант. – Сколько души было отдано ей, все было подчинено ей, ее карьере, ее жизни. Она создала свои лучшие роли в кино, спела лучшие песни, написала лучшую книгу «Мое взрослое детство», которую я знаю наизусть. Были замечательные вечера, и дни, и недели, и месяцы, и годы… И никто не собирается этого зачеркивать.

В самом деле, на их совместную жизнь пришелся расцвет таланта Людмилы Марковны.

К примеру, фильм 1983 года «Вокзал для двоих» лидировал в прокате и в опросах зрителей, и тогда же Людмиле Гурченко присвоили звание народной артистки СССР. Есть мнение, что сделал это лично Генеральный секретарь ЦК КПСС Юрий Андропов, которому так понравился «Вокзал для двоих», что он вручил актрисе звание без положенных предварительных формальностей.

А вслед за этим значимым событием ей принесли телеграмму от режиссера Владимира Меньшова, который, поздравляя актрису с заслуженным званием, приглашал приехать в Медвежьегорск, где снимал фильм «Любовь и голуби». Ей была обещана весьма интересная роль, причем без всяких проб. А вскоре вслед за героинями полюбившегося фильма вся страна подшучивала друг над другом с характерными интонациями:

– Сучка ты крашеная!

– Почему же крашеная? Это мой натуральный цвет.

…К великому счастью самого Купервейса, после тяжкой разлуки с женщиной его жизни , он встретил другую, добрую, милую, нежную. Которой он был дорог просто потому, что был именно таким, каким был…

И все же…

«Иногда мне грезится единственный и тот же кошмарный дрём. В квартире все как в свое время. Даже на столе карельской березы стоит любимая Люсина ваза из зеленого уранового стекла, а в ней роза. В доме суматоха. Мама Люси хлопочет на кухне, Люся прихорашивается у зеркала и мне кричит: «Костя, быстрее, мы опаздываем!» А я смотрю на часы и с ужасом думаю: «Как же я скажу ей, что уже давнехонько живу с Наташей?!» Просыпаюсь в холодном поту и с облегчением вижу рядом свою любимую жену…» [37]