Если где-то в глухой, неспокойной ночи
Ты споткнулся и ходишь по краю —
Не таись, не молчи, до меня докричи!
Я твой голос услышу, узнаю!
Если с пулей в груди ты лежишь в спелой ржи —
Потерпи: я спешу — и усталости ноги не чуют!
Мы вернемся туда, где и воздух и травы врачуют, —
Только ты не умри, только кровь удержи!..
Если конь под тобой, ты домчи, доскачи —
Конь дорогу отыщет буланый
В те края, где всегда бьют живые ключи, —
И они исцелят твои раны!
Где же ты: взаперти или в долгом пути?
На каких ты сейчас перепутиях и перекрестках?
Может быть, ты устал, приуныл, заблудился в трех соснах—
И не можешь обратно дорогу найти?..
Здесь такой чистоты из-под снега ручьи —
Не найдешь, не придумаешь краше
Здесь цветы, и кусты, и деревья — ничьи.
Стоит нам захотеть — будут наши!
Если трудно идешь — по колени в грязи
Да по острым камням, босиком по воде по студеной, —
Пропыленный, обветренный, дымный, огнем опаленный—
Хоть какой, — доберись, добреди, доползи!..
Закончилась наша экскурсия по квартире. Мы расположились в большой комнате. Перед Ниной Максимовной груда фотографий, простых, любительских, часто очень неважного качества, запечатлевших Володю маленьким, подростком, юношей.
Рязанов.Нина Максимовна, мне бы хотелось, чтобы вы рассказали, какой Володя был в детстве. Что это был за человечек, доставалось ли вам от него, хлопотно ли приходилось?
Нина Максимовна.Вы знаете, он очень рано как-то сделался Человеком, понимаете? Не было у него разных причуд, вот как многие дети там: бросаются на пол, кричат, что-то требуют. Этого не было.
Рязанов.Может, оттого, что жили хуже тогда?
Нина Максимовна.Не знаю, во всяком случае, он сам забавлялся, играл, у него не было такого количества игрушек, как теперь родители закупают во всех «Детских мирах». Была у него лошадка, которую он очень любил, прекрасная, теперь таких лошадей и представить трудно. Вот он ее кормил, чистил. Был у него гараж, машинки две-три стояли… Он очень хорошо умел играть.
Рязанов.Хлопот особых не доставлял?
Нина Максимовна.Особых нет… Он меня не мучил… Такой был с раннего детства…
Рязанов.Его можно было одного оставить, уйти надолго?
Нина Максимовна.Нет, оставлять я его, конечно, никогда не решалась, у меня была прекрасная соседка, Гися Моисеевна, которую он воспел в своей песне «Баллада о детстве». Она его очень любила. Дом наш был очень старый, плохо отапливался.
Рязанов.На Первой Мещанской, в конце? Он там родился?
Нина Максимовна.Да, он там родился. И поскольку я была одна, мне некому было помогать, бабушек не было, я часто его просто подбрасывала Гисе Моисеевне, буквально с первых дней. У меня было холодно, у них было теплее в квартире, и он там прекрасно себя чувствовал.
Дом наш — это бывшая гостиница «Наталис» около Рижского вокзала. Действительно, со временем все это старело, портилось, протекало, и у Володи, видимо, в памяти все это осталось… некоторые такие моменты были, которые нельзя было не запомнить.
Рязанов.Как, например, Евдокима Кириллыча?
Нина Максимовна.Это тоже был настоящий, ну, в смысле реальный, сосед. Очень его семья любила Володю, они тоже брали его, играли с ним. Огромный коридор у нас был, восемнадцать комнат в нашем коридоре. И всех Володя называл по имени-отчеству. Вера Яковлевна, Евдоким Кириллович…
Рязанов.А у Евдокима Кирилловича действительно было как в песне: «Мои, без вести павшие»?..
Нина Максимовна.У Евдокима Кирилловича было двое сыновей, и вот от одного с войны не было долго известий… И это все откладывалось у Володи в сознании. Были отдельные люди в нашем доме, с которыми трудно ладить. Но в основном были удивительно дружеские, теплые отношения между соседями. Коридор был большой, там у нас плиты стояли, тогда только что газовые плиты появились.
И мы часто в закуточке, в отсеке, делали спектакли с детьми. Володя обычно читал стихи. Причем читал он очень выразительно. К трем годам Володя уже прекрасно говорил и читал длинные стихи.
Час зачатья я помню неточно, —
Значит, память моя — однобока, —
Но зачат я был ночью, порочно
И явился на свет не до срока.
Я рождался не в муках, не в злобе, —
Девять месяцев — это не лет!
Первый срок отбывал я в утробе, —
Ничего там хорошего нет.
Спасибо вам, святители,
Что плюнули да дунули,
Что вдруг мои родители
Зачать меня задумали —
В те времена укромные,
Теперь — почти былинные,
Когда срока огромные
Брели в этапы длинные.
Их брали в ночь зачатия,
А многих — даже ранее, —
А вот живет же братия —
Моя честна компания!
Ходу, думушки резвые! Ходу!
Слова, строченьки милые, слова!
В первый раз получил я свободу
По указу от тридцать восьмого.
Знать бы мне, кто так долго мурыжил, —
Отыгрался бы на подлеце!
Но родился и жил я, и выжил, —
Дом на Первой Мещанской — в конце.
Читать дальше