Александр Лукьянов: Был ли Пушкин Дон Жуаном?

Сексуальная агрессия основана на мощной выработке психической энергии либидо. Именно эта энергия порождает эротизм, как внешнее выражение этой агрессии. Как отмечает крупнейший психоаналитик Вильгельм Райх в книге «Анализ характера», одной из основных черт истерического характера является «агрессивная отвага», зачастую помогающая добиться успеха. С другой стороны, такое «агрессивное поведение само играет роль защиты» от внешних психологических нагрузок.

Истерический характер, по мнению А. Лоуэна, все время находится в поиске все более глубоких чувств. Именно в этом состоят его желание и потребность, толкающие к флирту, к поиску все новых и новых романов, к внебрачным связям. С точки зрения психоанализа истерическому характеру легко увеличить выработку энергии «либидо»: это получается при любом возбуждении. Самый распространенный путь – через новую любовную связь. При этом возбуждение возрастает как следствие новых переживаний, а ощущение завоевания в новом романе приводит к росту сексуального заряда, увеличению жизненной активности и появлению чувства радости. Но поскольку с ростом заряда способность к разрядке вовсе не увеличивается, то энергия так или иначе должна вернуться на прежний уровень. Возбуждение падает, выработка энергии снижается, новизна нового романа исчезает, нужно искать следующий. Именно этот психический механизм, описанный психоаналитиком А. Лоуэном, лежал в основе всех бесконечных пушкинских увлечений. Пушкин не мог быть другим, и это он прекрасно понимал, подчас глубоко анализируя свои потаенные мысли и причины многих некрасивых поступков в своих письмах и особенно – в своих прекрасных лирических стихотворениях.

В 1826 году, возвратившись из ссылки, Пушкин написал, вернее даже не закончил, небольшую миниатюру, одно из немногих стихотворений, где он выражает истинные свои чувства и взгляды:

Пушкин сказал о себе правду. Ни у кого из поэтов не выражены с такой силой тоска по женской любви, так глубоко не описаны «муки и радости», причиняемые женской любовью. Любовные мотивы звучат в его поэзии постоянно. Уже десяти лет Саша Пушкин увлекся еще более юной Сонечкой Сушковой. Позднее он писал о своей «ранней» любви:

Даже рукописи поэт не доверил своей нежной сердечной тайны. За «ранней» и «первой» любовью последовали в стремительном темпе вторая, третья и т. д. В одном из писем к княгине В. Ф. Вяземской поэт писал: «Натали, это, замечу в скобках, моя сто тринадцатая любовь». В своих дневниках Пушкин замечает: «Более или менее я был влюблен во всех хорошеньких женщин, которых знал. Все они изрядно надо мной посмеялись; все, за одним-единственным исключением, кокетничали со мной». Пушкин потерял счет своим увлечениям, то глубоким и мучительным, то несерьезным и легкомысленным. Любовь к женскому телу, женской ласке, женскому обаянию была всегда верной спутницей его жизни до самой могилы. Иногда она оставляла его, но ненадолго, лишь для того, чтобы вспыхнуть с новой силой – «и сердце вновь горит и любит – оттого, что не любить оно не может» – писал Пушкин в самом проникновенном своем стихотворении.

Большинство увлечений поэта носило легкий и чисто сексуальный характер. И лишь некоторые заставляли трепетать его сердце, соединяя грубую чувственность с возвышенной поэзией. Вот что писал о нем его брат Лев Сергеевич: «Невзирая на обычную веселость, Пушкин предавался любви со всею ее задумчивостью, со всем ее унынием. Предметы страсти менялись в пылкой душе его, но сама страсть не оставляла». А княгиня Вера Федоровна Вяземская, большой друг поэта, которую он посвящал во все подробности своей интимной жизни, вспоминала: «Пушкин говаривал, что, как скоро ему понравится женщина, то уходя, или уезжая от нее, он долго продолжает быть мысленно с нею и в воображении увозит с собою, сажает ее в экипаж, предупреждает, что в таком-то месте будут толчки, одевает ей плечи, целует ей руки и т. д.».

«Пушкин очень любил легкий флирт, – отмечает П. К. Губер, – ни к чему не обязывающий обе стороны. Но когда ему не удавалось удержать нарождающееся чувство в должных границах, когда любовь приходила не на шутку, она обычно протекала, как тяжелая болезнь, сопровождаемая бурными пароксизмами. Ему нужно было физическое обладание, и он подчас готов был буквально сойти с ума в тех случаях, когда женщина оставалась недоступной».