Илья Вергасов - Останется с тобою навсегда

- Отправка задерживается.

Рука Рыбакова скользит по портупее вверх-вниз, вверх-вниз. Не может скрыть нетерпения.

Не торопясь обхожу роты, становлюсь так, чтобы все меня видели.

- Кто из госпиталей? Построиться на левом фланге!

Суматоха - и более восьмидесяти солдат образовали отдельную колонну. Подошел к ним:

- Недолеченные есть?

- У меня грыжа...

- Я подхрамываю...

Пятерых солдат увел на осмотр полковой врач.

Нажимаю на голос так, чтобы всем было слышно:

- У кого трое и больше детей?

- Пятерых ращу! - ответ издалека.

Легкий смешок вспорхнул над строем.

- Выходи, отец.

Щупленький солдат выскочил из строя:

- Тамбовский я... Бабы нашенские рожалые. Младшему годок будет.

- А чего такой веселый?

- Живинка у середке, - ответил шустро и подморгнул.

- Встань в сторонку, отец...

Многодетные отцы выходили из строя. Набралось до отделения.

- Танкисты, командиры зенитных орудий, стрелки-радисты - в отдельный строй!

Голос из редеющей колонны:

- Почему запрещают возвращаться в часть, в которой служил до ранения?

- Кто запрещает? Выйти всем, кто хочет вернуться в свои части!

"Возвращенцев" набралось больше взвода.

Роты таяли на глазах. В сомкнувшемся строю остались одни парнишки. Им по восемнадцать-девятнадцать. Что они умеют? Стрелять, перебегать боевое поле, ползать по нему, встречать танки, скрываться от минометного шквала? Приказываю дежурному по полку Петуханову:

- Левофланговое отделение строя на линию огня!

- Есть!.. Слушай мою команду: отделение, на стрельбище шагом марш!

Солнце выползало из-за леса, краешком глядя на только что расставленные мишени. Застыли ребячьи глаза, винтовки прижаты к плечам. Петуханов зычно:

- Лежа, прицел четыре, заряжай!

Полуобороты - и на землю. Острые локотки выдавливают на сырой пашне луночки. Петуханов докладывает:

- Товарищ подполковник, отделение к выполнению первой стрелковой задачи готово!

- Трубач, сигналь!

Над затихшим полигоном рвется звонко: внимание!

- Огонь!

Нестройные выстрелы, отдававшие в хрупкие ключицы юнцов.

- Отбой!

Еще раз прозвучал сигнал "внимание!". И снова пули летели за молоком.

- Может, не пристреляны?

Беру у правофлангового винтовку, целюсь. Почему-то дрожит мушка. Палец не дотягивается до спускового крючка...

И тихо-тихо - все ждут.

После выстрела поднимаюсь, как водолаз, который пробыл на дне десятки минут, так и не обнаружив предмет, видный невооруженным глазом с палубы корабля. Моя первая ошибка - винтовка в еще неокрепших руках.

Сапрыгин, взяв ее, прищурившись, осмотрел мушку. Прицелился стоя и все три пули всадил в девятку.

Оступился, из-под ног полетел камень - еще не обвал. Надо остановиться, оглядеться. А я пошел, пошел закусив удила, Услышал шепот замполита:

- Так у него же тяжелое ранение.

- Отделение, ко мне! - Я входил в раж. Теперь уж никакого внутреннего торможения, - как говорят, пошел-поехал...

Солдаты окапываются.

- Танки справа.

Тот уткнул голову в рыхлую землю, другой распластался, почему-то раскинув ноги, а этот подхватился и побежал. Ему вслед: "Ты убит!" - а он бежит, бежит...

Дальше тридцати метров никто не бросил гранату-болванку.

- Дежурный, боевую гранату!.. Внимание! Ложись! - командую, выдергивая чеку. - Раз, два, три, четыре! - Бросаю.

Граната взрывается в сорока метрах. Подбегает замполит:

- Вы с ума сошли!

- Отойдите. Встать!.. На Халхин-Голе, как известно, из ста гранат, брошенных японцами, шестьдесят вышвыривали обратно. Шестьдесят! Граната взрывается через шесть секунд. Запомните: через шесть секунд!

Сапрыгин негромко, но настойчиво:

- Роты не выйдут через час, приказ будет сорван.

- Роты скомплектуем новые. Срок - сутки. Всех по подразделениям. Посмотрел на коновода: - Лошадей, ефрейтор!..

Лежу на кровати в сапогах, уставившись в потолок. Вошел Клименко, невесело потоптался у порога.

- Ты чего?

- Поисты треба.

- Тащи.

Хлеб домашний, с хрустящей корочкой, а молоко пахнет свежей травой. Клименко не спускает с меня глаз.

- Жалеешь?

- Злякались, та бог миловав...

Ожил телефон. Сапрыгин упорствует:

- Приказано "ящики" отправить немедленно. Разрешите?

Иду в штаб. Вся тройка здесь: начштаба за столом, замполит у окна, а хозяйственник Вишняковский у самой двери. Сапрыгин, уступая мне место, докладывает:

- Больные, многодетные, специалисты заменены другими.

- А парнишки?

- Время... - Он разводит руками.