Николай Шмелев - В лучах прожекторов

— Братцы, помогите!

Кто-то еще нуждался в срочной помощи. Это заставило меня напрячь все силы. Впереди дорога. По ней идут бойцы.

— Товарищи! Помогите!.. — кричу.

Бойцы заметались. Один из них крикнул:

— Осторожно, мины!

Ко мне подскочил молодой лейтенант.

— Что с вами?

— Люди там, нуждаются в помощи…

Несколько бойцов вместе с лейтенантом, проваливаясь в снег, направились по моему следу к лесу.

Меня отнесли в деревню, где размещался саперный батальон.

Вскоре в дом внесли Николая Султанова и еще одного человека с окровавленным лицом.

Лейтенант, сняв ушанку, сказал:

— Знаете, что с вами произошло? Вы столкнулись в воздухе с другим самолетом. Летчик той машины погиб, штурман тяжело ранен.

Позже я узнал, что самолет был из отдельной эскадрильи легких ночных бомбардировщиков, базировавшейся на соседнем аэродроме. Спасаясь от атаки фашистских истребителей, он кружил над лесом. Здесь мы и столкнулись в сумерках.

У Султанова оказался скрытый перелом левого бедра, а у меня — двух ребер и указательного пальца. Повезло!

Нас доставили в полевой госпиталь. На следующий день сюда приехали комиссар полка Коротков и заместитель командира эскадрильи Голованов. Они привезли наши личные вещи и только что полученные подарки челябинских рабочих.

В посылке, которая досталась мне, оказались две пачки папирос «Пушки», кружок копченой колбасы, бритва, белье, шерстяные носки и голубой шелковый кисет. По кисету вышито бисером «Бойцу-молодцу от Зины». Заботой, родным теплом веяло от этого скромного подарка. Тысячи таких посылок получали фронтовики. Незнакомые люди — рабочие, колхозники, школьники — люди, которые в те дни сами нуждались во всем, стремились доставить радость бойцам. С волнением рассматривал я каждую вещицу. И казалось мне, что это материнские руки собрали для меня этот чудесный праздничный гостинец.

Поговорив немного, Коротков и Голованов простились с нами и пожелали быстрого выздоровления.

Дня через три нас отправили на эвакопункт в Крестцы. Во время погрузки в санитарный поезд нас хотели поместить в разные вагоны. Кое-как уговорили, чтобы оставили вместе.

Перед закатом наш поезд вышел со станции. К вечеру пришли санитары и начали задергивать окна темными светонепроницаемыми шторами: фашистам все одно, они могут разбомбить и санитарный поезд.

К вечеру следующего дня прибыли в Бологое. Вскоре заревели сирены воздушной тревоги. Налетели вражеские самолеты. Бомбы рвались на станции и в городе. Неумолчно били зенитки. Прожекторы шарили по темному небу. Но вот, видно, бомба попала в вагон с боеприпасами. Взрыв потряс станцию. На мгновение вокруг стало ослепительно светло. Наш вагон качнулся. Застонали раненые.

Наконец все кончилось. К составу прицепили паровоз, и мы срочно покинули Бологое. Поезд шел без остановок. В вагоне появился старший врач. Николай Султанов попросил, чтобы ему дали какое-нибудь лекарство: нога болела все сильнее и сильнее. Я спросил врача, куда нас везут.

Тот ответил, что пока в Ярославль, а потом — на Урал.

— Ну нет, дорогой доктор, я так далеко не поеду! — заявил я. — Сойду на первой же остановке!

Врач удивился:

— А что с вами?

— У меня, доктор, все нормально, я даже хожу, а раз хожу — должен вернуться в строй! Скажите, где будет ближайшая остановка?

— В Удомле. Там есть хороший госпиталь… Немного помедлив, врач добавил: — Можете сойти. А сейчас давайте я все-таки вас осмотрю.

Я снял гимнастерку. Врач оглядел меня, выслушал.

— Одевайтесь, скоро Удомля.

Врач посмотрел, как я, морщась, натягиваю гимнастерку, покачал головой.

В Удомле госпиталь оказался переполненным. Раненых пристраивали в дома жителей. Здесь, в небольшом домике, под присмотром врачей и их добровольных помощниц — хозяйки дома и ее дочери — я пробыл месяц.

И вот однажды сказал врачу:

— Доктор, хочу вернуться в полк!..

Долго обсуждали — выпускать из госпиталя или нет. Наконец 28 апреля решили выписать с продолжением лечения при части. Радостный возвращался я с врачебной комиссии. То ли оттого, что кончилось нудное лечение, то ли оттого, что на улице вовсю разбушевалась весна, мне хотелось петь.

Третьего мая 1942 года я прибыл в Лычково. Здесь узнал, что наша часть расформирована. Командование и большинство летчиков переведены в 707-й ближнебомбардировочный полк. На базе нашего полка создана отдельная эскадрилья. Куда пойти: в эскадрилью или в полк? Командующий ВВС 1-й ударной армии разрешил мне выбрать место дальнейшей службы.