Николай Шмелев - В лучах прожекторов

Кто?

Рубан залег недалеко от самолета. Мы с Коноваловым запустили мотор. На ходу договорились:

— Если немцы — Андрей дает по ним очередь из автомата, мы подруливаем на скорости к нему, забираем и взлетаем.

Время будто остановилось. Когда подводы приблизились, Андрей громко крикнул:

— Стой! Кто идет?

Из передней повозки хриплый старческий голос ответил:

— Свои, сынок, свои, тутошние рыбаки. Пришодце рыбу ловить!

Андрей осторожно подошел к повозкам:

— Папаша, до берега далеко?

— Да тут рядом. Километра два — три, а там и Замленье.

— Замленье? — обрадовался Андрей.

— Да, да, сынок. Там летчики есть и самолеты стоят.

— Спасибо, папаша! сказал Андрей и подбежал к самолету.

— Замленье рядом. Почти дома.

— Летим в Замленье, может, дотянем, а там и заправимся! — предложил я.

— Давай, Коля, жми скорее! — согласился Андрей.

В слабом тумане сели в Замленье. К нашему удивлению, здесь же оказался Голованов с Емельяновым. Они тоже сели на озеро, а затем перелетели сюда.

В середине дня, когда от тумана не осталось и следа, возвратились в Сельцо.

Дома нас встретили так, будто мы вернулись с того света. Хотя никто из наших товарищей не терял надежды, что вернемся, командир и комиссар подумывали об организации поисков. Но все обошлось благополучно. Друзья радовались нашему возвращению. Расспрашивали в сотый раз, тормошили, не отпускали. Наконец удалось поесть. Немного отдохнули — и снова в Ожедово, снова за ночь полтора десятка вылетов. Вернувшись с последнего вылета, мы с Рубаном шли на КП с докладом. Навстречу нам попался взволнованный Ноздрачев.

— Знаете, братцы, что мне приказано? — не скрывая своей радости, заговорил он. — С рассветом вылетаю в распоряжение подполковника Конева на аэродром Александровна! Попутно отвезу туда Мишина. Он пригонит новую машину!

— Да зачем ты Коневу понадобился вдруг?

Ноздрачев многозначительно поднял вверх палец:

— Будем выполнять особое задание. Особое, понимать надо!

Мы с Андреем переглянулись.

Всем было известно, что Георгий Конев один из лучших летчиков-истребителей — инспектор по технике пилотирования военно-воздушных сил Северо-Западного фронта — летал на новейших скоростных машинах. И зачем ему со своим тихоходом Ноздрачев?

Самолет подготовили к полету. Начало светать. Ноздрачев пожал товарищам руки и залез в кабину. Мишин разместился во второй.

Провожало человек двадцать. Все, кто возвращались в это время с задания, узнав, куда летит Ноздрачев, спешили пожелать ему удачи: было приятно, что наш товарищ понадобился знаменитому летчику.

Помахав рукой, Ноздрачев пошел на взлет. На фоне зари мелькнули полоски крыльев его У-2.

Вдруг из-за облаков, с западной стороны аэродрома, вынырнула пара «мессершмиттов». Немцы прошли над аэродромом, поочередно в строю сделали по «бочке», еще раз прошлись, словно разыскивая кого-то, и круто развернулись в сторону взлетевшего У-2.

Появление их было так неожиданно, что никто из присутствующих не сообразил сразу, что делать. Ноздрачев, не подозревая об опасности, спокойно продолжал полет. Ведущий «мессер» вырвался вперед и открыл огонь. В морозном воздухе раскатился сухой треск пулеметной очереди.

— Тревога! — только тогда закричал кто-то.

Люди бросились в укрытия. Ахнули зенитки. Но было поздно. Немец со второй очереди накрыл У-2. Самолет Ноздрачева качнулся, повалился на крыло и перешел в штопор. «Мессершмитт» продолжал скользить за ним, расстреливая до тех пор, пока У-2 не врезался в снег.

После этого оба «мессера», пройдя над аэродромом, с бреющего полета дали несколько очередей по стоянкам наших самолетов и, развернувшись парой, низко, почти над самой землей, ушли к фронту. На крыльях «мессеров» ясно были видны кресты. Вдоль фюзеляжей отчетливо вырисовывались, точно змеи, изогнутые черные стрелы.

К сбитому самолету бежали люди…

За три боевых месяца мы потеряли многих. Недели не проходило без того, чтобы кто-нибудь не возвращался с задания. Гибли боевые друзья, горели самолеты. Но все это происходило где-то там, за линией фронта, в ночной темноте. А теперь товарищи погибли на наших глазах, на нашем собственном аэродроме. Такого еще не было.

Подбежали к самолету. Растащили горящие обломки. Под ними — Ноздрачев и Мишин. За какие-то несколько минут полк потерял двух чудесных товарищей, настоящих коммунистов. Обоих прошило пулеметными очередями. Одна из пуль попала Мишину в медаль «За отвагу» и глубоко вдавила ее в грудь.