Давид Алексеев - Комкор М. В. Калмыков

И опять Блюхер принял их вызов. Главком понимал: форсирование вплавь породит беспорядок, панику, что гибельно. Спасти армию может только железная дисциплина и организованность. А для этого нужен хотя бы плохонький, шаткий, но мост. Мост…

Троичане сдали Немислярово, вот-вот дрогнут и богоявленцы на рубеже Салдыбаша, а в Красной Горке, где квартировал главный партизанский штаб, тем временем творились сугубо мирные дела. Ординарцы Блюхера созывали крестьян-башкир на общий сход.

Народ собрался. Комиссар финансов партизанской армии Сандырев вскинул вверх руку. В ней была зажата кипа каких-то бумаг.

— Переводчик, — обратился Сандырев, — говори за мной. Видите это? Тут все ваши расписки, весь хлеб, фураж и другие продукты, которые вы задолжали кулаку-мироеду.

Башкиры притихли, цепенея, подумали, неужели большевик востребует все их долги. Но комиссар потребовал огня.

— Нет, — остановил он того, который зажег спичку, — не прикуривать хочу. Распали-ка лучину. А теперь смотрите, как будет гореть это старье.

Сандырев поджег одну, другую расписку, бросил маленький костерчик себе под ноги и не забивал пламени до тех пор, пока от всей кипы бумаг не осталась горсточка пепла.

— Вот и рассчитались с кулаком-лавочником. С этой минуты никто из вас ничего ему больше не должен. А теперь вашей помощи просим. Мост нам позарез нужен, но леса нет. Может, дадите что? Тут же заплатим и деньгами, и ситцем.

Башкиры торговаться не стали. Одни уступили заготовленные на зиму дрова, другие не пожалели срубов новых домов, третьи принялись разбирать старые сараи, бани, навесы. Закипела работа у саперов. Им помогали крестьяне, добровольно решившие помочь в скорейшем наведении моста.

К утру 3 сентября новая партизанская переправа вступила в строй. К тому времени уральцы Павлищева, смяв противника на участке между деревнями Бедеево и Старые Бирючи, в едином прорыве пробились к Казанке. Плацдарм на северном берегу реки Уфы сразу же увеличился в глубину на целых пятнадцать верст.

Твердой ногой стали на той стороне и красные казаки из полка Семена Галунова. Под покровом темноты они одолели реку вплавь и, разогревая коней, быстрой рысью устремились к Быково, чтобы неожиданно ударить во фланг частей западной, уфимской группы.

С получением этих известий Блюхер отдал приказ о переправе по мосту партизанского лазарета и всего обозного табора. А бойцы Калмыкова бились уже в непосредственной близости от Красной Горки. Противник через их головы швырял фугасы и шрапнель по главной базе партизан. Отбросить его возможности не было — силы на исходе да и патронов раз-два и обчелся.

Но вот командир богоявленцев принял нового связного от главкома. Мигом вскочил на коня и пролетел, не пригибаясь, вдоль передней линии бойцов.

— Слушайте, товарищи! Слушайте все! — перекрывая снарядное уханье, громобойно кричал Калмыков. — Победа! Победа, товарищи!

В следующую минуту уже все знали, что Павлищев откинул беляков от Казанки, гонит их к Бирску, а главное, какой трофей захватил — пятьдесят тысяч штук патронов! Каширин разбил наголову противника под Быково, взял двести пленных, три орудия с передками, много снарядов и патронов тоже.

Воспрянул арьергард, словно влились свежие силы, и голод патронный отошел, позабылся.

…Поздним вечером Калмыков привел свой полк в Красную Горку. Зная, что на том берегу его ожидает главком, Михаил Васильевич пришпорил коня и выскочил к мосту. Пролететь его одним махом не удалось — мост то горбился, то спадал вниз ухабами, кренился где вправо, где влево.

Блюхера Калмыков отыскал невдалеке от переправы.

— Ноги больше не держат, — устало сказал главком, поднимаясь с груды соломы. — У вас все в порядке?

— Да, без хвостов пришли.

— Хорошо. Надо, чтоб и впредь никто не висел. Как переправится полк, проследите за точностью исполнения приказа о полной ликвидации моста.

— Повоевать придется, — со вздохом ответил Калмыков. — Башкиры и сейчас уже наседают: у нас не было моста, ты построил его. Оставь, зачем хочешь жечь?

— Понимаю, но оставлять нельзя. Растолкуй им: скоро вернемся и построим новый, не мост — мостище!

Калмыков ускакал обратно, а главком остался на месте до тех пор, пока не забилось во всю ширь Уфы яркое пламя.

К утру на берегах реки установилась тишина. Не грохотали больше орудия, ие тарахтели пулеметы, словно и не было тут никакой войны.

Повернув резко на север, партизаны вышагивали за день, как на мирных солдатских учениях, верст по тридцать-сорок. Главком вел свои полки по ничейной полосе через уральские деревни, затерявшиеся среди топких болот и глухих лесов.