Александр Яковлев: Рассказы конструктора

И вот мы, человек пять школьников, начали появляться на всех докладах, которые устраивались в ОДВФ, выпрашивать себе литературу по авиации и просить какой-нибудь работы. В это время проходил сбор средств в пользу воздушного флота. И мы, наконец, получили работу: с кружками на ремешках, надетых через плечо, ходили по улицам города, собирая пожертвования на воздушный флот.

Потом нам дали другую работу. На том месте, где сейчас находится Центральный парк культуры и отдыха имени Максима Горького, была организована сельскохозяйственная выставка. Там, у Крымского моста, на Москве-реке, располагался авиационный уголок, где настоящий гидросамолёт катал посетителей выставки. Нам, ребятам-активистам ОДВФ, и предложили работать на выставке. Это я так дома сказал, что нам предложили; на самом деле мы, конечно, сами напросились.

На выставке я работал с одним очень забавным школьным товарищем. Когда он с кем-нибудь знакомился, то всегда, представляясь, полностью называл своё имя, отчество и фамилию: Александр Павлович Гришин. Всем так представлялся — и взрослым и детям, причём с таким видом и так важно произносил это, как будто был солидным, пожилым человеком. А на самом деле это был худенький курносый парнишка.

С «Александром Павловичем» мы трудились азартно. Летать не летали, самолет, конечно, не ремонтировали, а очередь устанавливали и билеты продавали. В награду за это нам разрешали потрогать самолёт и, стоя по колено в воде (самолёт на поплавках взлетал с Москвы-реки), протирать некоторые его части. Подобное вознаграждение нас вполне удовлетворяло. Только «Александр Павлович» был не очень ловок: почти каждый раз при работе срывался с поплавка самолёта в воду и уходил домой обычно мокрым до нитки.

Однажды, посоветовавшись, юные друзья воздушного флота решили раздобыть выбывший из строя настоящий самолёт, чтобы разобрать его до последнего винтика и хорошенько рассмотреть. Ходоками выбрали меня и Гришина. Сколько потребовалось энергии для того, чтобы получить самолёт, трудно сказать! Много раз мы ходили к руководителям ОДВФ; нам отказывали, но мы приходили снова, пока не добились своего.

С драгоценной бумагой — разрешением на получение самолёта — мы поехали на Ходынку в Центральный авиационный парк-склад. На ломовую подводу взгромоздили полуразбитую машину. Всей группой, довольные и серьёзные, мы шли по середине улицы, рядом с подводой. Дело было зимой, в мороз, лошадь шла медленно, но никто из нас не ощущал холода. Мы были даже довольны таким медленным шествием — пусть все смотрят!

В школе, когда самолёт перетаскивали в гимнастический зал, поднялся большой переполох. Все школьники сбежались, и хотя самолёт был без крыльев, без хвоста (крылья и хвостовое оперение мы привезли вторым рейсом) и, конечно, без вооружения, все поглядывали на него с опаской. Осторожный и критически настроенный завхоз даже высказал опасение: «Как бы что-нибудь не взорвалось».

Мы чувствовали себя если не героями, то, во всяком случае, взирали на всех, особенно на девочек, свысока.

Долго разбирали, потом собирали самолёт, восстанавливали поломанные части. Лететь он, конечно, не мог, но эта работа принесла всем нам и мне, в частности, большую пользу. Первый раз и довольно основательно я познакомился с настоящей машиной.

В это время мы часто ездили на аэродром, вернее не на аэродром, а к его воротам, так как на самый аэродром нас не пускали — требовался пропуск. Стоя у забора, мы в щелочку с замиранием сердца следили за полетами самолётов, за жизнью на аэродромном поле, С восторгом, с каким-то подобострастием смотрел я на лётчиков в шлемах с очками, в кожаных тужурках. Мне казалось, что все они необыкновенные, особенные люди, герои.

Авиация стала для меня заветной мечтой, и к ней я стремился всеми своими мыслями.

Несколько раз мне встречалась в газетах фамилия инженера-конструктора одного из отечественных самолётов Пороховщикова. Я решил обратиться к нему с просьбой помочь устроиться на работу в авиации.

Мне было семнадцать лет, я только что окончил среднюю школу и никаких знакомых в среде авиационных людей не имел.

Я разыскал Пороховщикова и, помню как сейчас, смущённый и робкий подошел к нему. Пороховщиков — высокий, стройный, в военной форме с ромбами. Человек он был занятой, времени у него было мало, а я не собирался быстро кончить разговор. Хотелось многое ему рассказать.