Владимир Витковский - В борьбе за Россию

Летом 1940 года немецкие войска заняли Париж. Мы оставались на своих местах, продолжая нашу работу по объединению и руководству Русскими Воинскими Организациями, Существование и деятельность 1‑го Отдела РОВС‑за протекали в довольно трудных условиях. Немецкие власти знали наше стремление и цель, а это не совпадало с их задачами, вследствие чего, отношение к нам было, вобщем, недоброжелательное.

4 Июня 1942 года я получил оффициальное извещение из «Зихерхейтсполицей» (Полиция безопасности) коим я вызывался туда на 10 Июня в. 9 час, утра. По прибытии в указанное учреждение, меня провели в комнату 345 и там, ко мне обратились с вопросами: знаю ли я С. Н. Третьякова? состоит ли он членом нашей организации? бывает ли он в Управлении нашем? каково к нему отношение и вообще мнение о нем? На все эти вопросы я дал ответы, сводящиеся к следующему: С. Н. Третьякова я знаю, как общественнаго деятеля и как хозяина квартиры, которую мы у него нанимаем для Управления. Членом он у нас не состоит, как не воинский чин. В Управление иногда заходит, ибо живет в том же доме. Отношение к нему, как к лицу постороннему, нормальное и доброжелательное. Ничего предосудительнаго за ним не замечалось. О причинах этих справок о Третьякове мне ничего не сказали. И на этом разговор был окончен. 17 Июня утром меня вызвал по телефону Полковн. Мацылев, Начальник Канцелярии 1‑го Отдела РОВС‑за, и доложил, что к нам в Управление прибыли немецкие офицеры и просят меня поскорее туда прибыть. Я вскоре прибыл. Входя в дом, я обратил внимание, что возле него стоял немецкий грузовик с несколькими солдатами. Войдя в Управление, я пригласил двух бывших там немецких офицеров к себе в кабинет. Старший из них сообщил мне, что у С. Н. Третьякова, в этот день рано утром, был произведен обыск и он арестован, так как у них есть определенный данный, что здесь, у меня в кабинете, имеется микрофон, связанный с приемным аппаратом, находящимся в соседней квартире Третьякова, благодаря чему Третьяков имел возможность, все знать, что говорилось в моем кабинете. Все слышанное он передавал затем в Советское Посольство, на рю де Гренель.

Трудно передать, какое изумление вызвало во мне это столь невероятное сообщение. Затем, немецкий офицер просил разрешить позвать солдат с инструментами, ожидавших внизу. Офицер имел в руках план квартиры и тут же приказал пришедшим солдатам отодрать плинтус возле камина, с правой стороны, как раз против моего письменнаго стола. Каково же было мое удивление, когда в стене, под плинтусом, оказался действительно микрофон. Немецкий офицер сказал мне, что им удалось найти и монтера, который делал все проводки и установки микрофонов. В виду некотораго моего сомнения, что микрофон мот хорошо действовать даже будучи покрыт деревянным плинтусом, — офицер предложил вновь приложить плинтус, а в соседнюю квартиру, где имелся приемник, пройти Полковн. Мацылеву, чтобы установить, насколько слышен разговор из моего кабинета. Оказалось, что все было хорошо слышно. Вслед за сим, офицер установил наличие второго микрофона в другой комнате, где работали чины Управления, а также и следы того, что раньше имелся микрофон в кабинете Генерала Миллера, как в этой квартире, так и в другой, меньшей, на той же площадке, в которой теперь проживал Третьяков. Тогда же был снят паркет возле мест где находились, теперь и раньше, микрофоны и приемный аппарат и таким образом обнаружен изолированный кабель проложенный под полом.

Стало ясно, что со времени перваго предложения Третьяковым Генералу Миллеру, в Декабре 1934 года, перейти из 2‑го этажа (квартиры нанимавшейся непосредственно у хозяйки дома) к нему на 3‑й этаж, — С. Н. Третьяков был уже предателем, оборудовавшим микрофоны при всех переменах квартир, при этом, он всегда оставлял другую квартиру, в том же этаже, за собою, где и устанавливал приемник.

Семья Третьякова, как сказано выше, жила на 4‑м этаже и в этот день находилась на даче, в окрестностях Парижа. Насколько известно, немецкие власти установили, что семья С. Н. Третьякова была совершенно непричастна к его преступной деятельности, в силу чего и оставлена была на свободе.

Третьякова немцы увезли сперва в Мезон — Лафит, под Парижем, а затем в Германию. По сведениям полученным его семьей, он был расстрелян в г. Ораниенбурге, под Берлином, летом 1944 года, незадолго до высадки союзных войск в Нормандии.

Мы не имеем данных, чтобы определить точное время перехода Третьякова к большевикам, но можем утверждать, что в конце 1934 года, когда он приступил к установке микрофонов, в интересах Советской власти, он, следовательно, был предателем.