Алексей Карпов - Андрей Боголюбский

В тот самый день 12 февраля, когда Изяслав вступал в Киев, рано утром на небе было видно страшное и грозное знамение — полное лунное затмение {97} . Луна двигалась через всё небо, с востока на запад, меняя свой облик, и наконец полностью исчезла, пока не появилась вновь: «и пакы бысть яко кровава, и потом бысть яко две лици (два лика. — А. К.) имущи: одино зелено, а другое желто, и посреди ея яко два ратьника секущеся мечема, и одиному ею яко кровь идяше из главы, а другому бело, акы млеко течаше». Знающие люди тут же объяснили, что знамение это не к добру и «прообразует» оно княжью смерть. Впрочем, не исключено, что их неясные пророчества были истолкованы позднее, когда случилось непоправимое и княжеская кровь действительно пролилась…

Осада Белгорода продолжалась около четырёх недель. Ростислав заранее сжёг «острог» — внешнюю крепость; Изяслав с половцами осаждал детинец и разорял окрестности города. В самом начале марта на помощь Ростиславу подтянулись союзные князья: Мстислав Изяславич из Владимира-Волынского со своим полком и галицкой помощью, Рюрик Ростиславич с «чёрными клобуками». Примечательно, что вместе с Рюриком из Торческа выступил князь Василько Юрьевич, брат Андрея, — это единственное его упоминание в качестве южнорусского князя за время, прошедшее со смерти отца. По всей вероятности, Василько признавал власть Волынского князя Мстислава и действовал заодно со своим двоюродным братом Владимиром Андреевичем. Однако сам факт его участия в войне на стороне союзников Ростислава Мстиславича оказался даже выгоден Андрею Боголюбскому, поскольку давал возможность в случае успеха Ростислава заключить с ним мир на более или менее приемлемых условиях [37]. Соединившись у Котельниц, князья двинулись к Белгороду. Берендеи выпросились у Мстислава «на перед»: разведать, велика ли вражеская рать. Рейд их неожиданно обернулся победой над основными силами противника. По пути берендеи повстречались с половцами Изяслава Давыдовича и обратили их в бегство. Прибежав к Изяславу, половцы поведали о каких-то несметных силах — «рати великой», наступающей на Белгород.

Переполошившись и даже не проверив их сведения («ни полков видив»), Изяслав начал отступление. Союзники вместе с вышедшими из Белгорода силами Ростислава начали преследовать его и 6 марта настигли у речки Желяни, недалеко от Киева. Речка эта не в первый раз становилась местом ожесточённого побоища. «И ту начаша сечи я (их. — А. К.), — повествует летописец, — а инех руками имати». Изяслав отступал к озёрам и уже въезжал в какой-то лесок («борок»), когда его нагнали враги. Роковой удар нанёс князю некий Воибор Негечевич (в другом варианте: Генечевич), поразивший его саблею по голове; другой воин ударил Изяслава в «стегно», то есть бедро, так что тот рухнул с коня наземь. Когда князья подъехали к нему, Изяслав был ещё жив. И начал над ним плакать и сокрушаться князь Ростислав Мстиславич, рассказывает летописец; Изяслав же в ответ лишь просил испить водицы. Ему протянули мех с вином, князь отпил из него и тут же испустил дух. Тело его отвезли в монастырь Святого Симеона в Киеве, а оттуда переправили в родной Чернигов, где и похоронили в церкви Святых Бориса и Глеба. Так сбылось небесное пророчество, и так закончилась жизнь одного из самых беспокойных и неудачливых русских князей XII века.

Гибель союзника и свата стала серьёзной потерей для князя Андрея Юрьевича. Очень скоро это отразилось и на его новгородских делах. Весной того же года он заключил с Ростиславом Мстиславичем мирный договор, один из пунктов которого касался княжения в Новгороде. По договорённости с великим князем Киевским Андрей вывел племянника из Новгорода, где тот просидел «год без недели» (следовательно, до середины июня 1161 года?). Именно так — о добровольном выводе Андреем своего племянника — сообщается в Новгородской Первой летописи; в Ипатьевской же сказано более определённо: «Гюргевича внука» новгородцы «выгнаша от себе». (Суздальская летопись об этом событии умалчивает.) А ещё спустя три месяца, 28 сентября, сын Ростислава Святослав вновь вступил в Новгород. Новгородцы посадили его на стол «на всей воле его» — очевидно, признав свою неправоту и покаявшись за злодеяния, совершённые годом ранее. Тогда же было отнято посадничество у Нежаты Твердятича. Новым новгородским посадником стал Захария — сторонник Ростиславичей {98} . [38]Забегая вперёд скажу, что верность Ростиславичу в конце концов будет стоить Захарии жизни.