Иван Осадчий - Мы родом из СССР. Книга 1. Время нашей молодости

Ещё раз отмечу, что даже частичное овладение литовским языком очень помогало мне и в работе, и в жизни. По долгу службы много раз приходилось отправляться к рабочим дистанции, к месту их жительства. Как правило, поводом для этого являлись факты их многодневных прогулов, отсутствия на работе. Выяснить причину можно было только дома.

В большинстве своем рабочие были из крестьянских семей. Жили они на хуторах: усадьба и рядом же несколько гектаров земли. Один хутор от другого отделен многими километрами просёлочных дорог и тропинок. Скажу откровенно: все мои посещения рабочих на дому сопровождались тревожным настроением. Ибо определённый риск всегда присутствовал. Замечу: враждебное отношение у многих литовцев было к любому советскому человеку. Он был «персоной нон грата». Не сам по себе. А из-за того, что он нёс, в представлении многих литовцев, чужую идеологию, покушался на их частнособственнический уклад и образ жизни. Это надо было знать и учитывать. Особенно когда оказывался в рискованной ситуации.

Расскажу об одном лишь случае, наиболее памятном для меня. Как-то на рубеже лета и осени я отправился на хутор, где проживал рабочий дистанции, длительное время не появлявшийся на работе. Насколько помню, жил он в Дотнувской волости, в двух-трёх километрах от железнодорожного полустанка, на своём хуторе.

Легко разыскал его. Обычно в таких случаях меня встречали по-доброму, приветливо и дружелюбно. Так было и на этот раз. Приняли как желанного гостя. Сразу объяснили, что вынужденное многодневное отсутствие сына на работе продиктовано уборочными делами. И заверили, что в самые ближайшие дни он вернётся на службу.

Хозяева сразу расположили к себе. Показали усадьбу, рассказали о своём хозяйстве. Пригласили за обеденный стол. Давно я уже не видел такого изобилия: масло и сало, фрукты и овощи, домашние булочки и пирожки, салаты и пиво. Всё – собственного производства.

Кстати, я был поражён этим, едва ступив на кедайняйский перрон. И множество раз удивлялся весьма обеспеченной по тому времени жизнью и хлебосольным угощением. Попросту говоря, даже в то трудное военное время и в первые послевоенные месяцы, литовцы, с которыми я общался, жили неплохо…

За многочасовым обедом, перешедшим в ужин, в мой адрес было сказано много добрых слов. Особенно душевно они угощали богатой и вкусной пищей и не менее вкусным домашним пивом.

Но постепенно, по мере наступления темноты и влияния хмельного пива, в разговоре стали появляться сначала осторожные, даже извинительные, нотки, но час от часа они обострялись.

Хозяева целенаправленно вели разговор о том, что их волновало больше всего: «угроза отнятия» у них земли и «насильственного сгона в колхоз».

Создание колхозов, как я не раз убеждался, было главным раздражителем для литовцев, большинство из которых так или иначе было связано со своей землей, со своим хутором. Как ни старался тактично и уважительно разубедить их в отсутствии какой-либо опасности для них в случае создания колхозов, сколько ни повторял преимущества коллективного хозяйства, – «оппоненты» не только не воспринимали мои аргументы и факты, но даже слушать их не хотели.

Как говорится в таких случаях, «дело пахло керосином». Всякое могло случиться в любой момент. Стал думать: как благополучно выбраться из далеко не гостеприимного дома. По накалу страстей почувствовал, что по-доброму спор может не кончиться. Все мои попытки успокоить разгорячённых хозяев не удались. Их агрессивность становилась всё более вызывающей и даже угрожающей.

Тогда примирительно попросил: «Давайте сделаем перерыв, проветримся, подышим свежим воздухом, да и поостынем малость». Со мной согласились. И я спешно вышел во двор.

Хозяева не торопились выходить, замешкались в доме. А когда они вышли на крыльцо, я был уже примерно в двухстах шагах от их подворья и быстро уходил в сторону железнодорожного полустанка. В полуночной степной тишине и темноте донёсся крик разгневанных хозяев: «Где ты?! Сколько можно ждать?!» И вслед – крутые ругательства.

За полчаса добрался до полустанка. И вскоре первым остановившимся товарняком уехал в Кедайняй…

Я далёк от огульного обвинения литовцев во враждебном отношении к советским людям. Но тогда, в тех условиях, о которых пишу, надо было быть всегда начеку.

Не стану больше описывать факты такого рода. Расскажу ещё лишь об одном.

…Жил я в служебном жилье почти в центре Кедайняя. В одноэтажном домике были выгорожены квартиры. В каждую имелся отдельный вход. Двери, ранее соединявшие комнаты, были забиты.