Сергей Чупринин - Вот жизнь моя. Фейсбучный роман

Ада Горбачева: «Жаль, что прочитала это только сегодня, потому что вчера разговаривала с Марьей Розановой. Ей было бы приятно услышать ваши воспоминания. Старость – печальная пора. Тем более в болезнях. Что, впрочем, всегда сопутствует старости. Марья Васильевна помогла огромному количеству людей, сама небось не помнит большинства. И они не помнят. Помнят зато обиды, которые она причинила. За этим у нее дело не стало. А уж сколько народа пользовалось ее гостеприимством. Помощники, кстати, у нее были, но, так сказать, факультативные. Много, очень много помогала Наталья Рубинштейн. Вычитывала тексты Эмма Шитова – лучший в свое время преподаватель литературы. А верстать, складывать листы и прочее помогали все, кто под руку подвернется. Однажды под руку подвернулся Лимонов. Так он не только тщательно выполнил все, что М. В. ему поручила, но, сверх того, убрал и даже подмел в ее книжном складе (был у нее и такой), за что заслужил ее вечную любовь».

История появления Марины Палей в «Знамени» по-другому запомнилась Эльвине Мороз, редактировавшей повесть «Евгеша и Аннушка» (см. «Знамя», 2006, № 7). Но воспоминания, даже и стремящиеся к точности, все-таки не историко-литературное исследование. Поэтому оставляю сюжет таким, каким он именно мне запомнился.

«Вообще-то, – заметила в комментах Анна Берсенева, – сила „Нью-Йоркера“ не только – и даже не столько – в стильности и поэтичности его текстов, а в том, что он выходит в обществе, где литература востребована широкими образованными массами. И ориентиры в литературе востребованы тоже. Их-то „Нью-Йоркер“ адекватно и дает. Увы нам, увы! Кем востребована в нашем обществе литература? Зачем она здесь? Развлечься? Есть более необременительные развлечения. Развиться? А зачем? Чтобы сделать карьеру в нынешней ситуации и стать начальником, нужно совсем другие усилия предпринимать, и уж тратить время на чтение точно не нужно. Существуем под девизом „дожить до рассвета“, до востребованности развития, а когда это будет, никто не знает». „Я не уверен, – возразил Евгений Аршанский, – что «литература» востребована в USA широкими или вообще какими-то образованными массами, но нормальная журналистика, уважительная к читателю, безусловно востребована небольшой прослойкой, вероятно исчезающей в России“. „Есть еще, – добавил Денис Драгунский, – Харперс и Атлантик, толстые, ежемесячные, с большими тиражами – и малотиражные (то есть как наши нынешние) – типа «Джордж»“… Серьезная литература востребована в США – если глядеть на тиражи – самое малое в 50 (пятьдесят) раз сильнее, чем в РФ».

Эта фраза приписывается И. В. Сталину, который якобы произнес ее весной 1946 года, узнав, что на одном из литературных вечеров в Москве собравшиеся встали и так, стоя, приветствовали аплодисментами опальную поэтессу Анну Ахматову.

Как вспоминает А. М. Турков, «и человек он был неоднозначный: да, сталинист, да, истовый функционер Союза писателей СССР, не чуждый демагогических приемов в литературной борьбе (за что и был кем-то прозван „гиеной в сиропе“), но не забыть, как в самый разгар пресловутого „дела врачей“, с омерзением отозвавшись о том, как его чуть ли не однофамилец Суров, „драматург“, за которого пьесы писали другие, старался все выше поднять грязную и попахивающую кровью волну, Алексей Александрович вдруг горько и гневно сказал мне (отнюдь не близкому ему человеку): „У меня иногда создается впечатление, что я живу на территории, оккупированной Геббельсом“» (А. Турков. «Что было на веку…», с. 84).