Михаил Дмитриев - У тихой Серебрянки

— Возьмите меня с собой, господин офицер, — начал я с дрожью в голосе. — Все равно меня схватят партизаны и расстреляют. Я же удрал от них…

Эта просьба явно понравилась офицеру. Но последовал совсем неожиданный ответ:

— Мы вас пошлем в Берлин, в специальную школу. Нам нужны такие люди. Будьте завтра в Довске в десять утра, в комендатуре.

Будто ведро ледяной воды опрокинули на меня — дрожь, резкая, колючая, пробежала по спине. Но надо во что бы то ни стало закрепить такое «доверие».

— Большое спасибо, господа офицеры! Но партизаны могут прийти сегодня ночью.

— Мы здесь вам гарантируем безопасность, — самоуверенно ответил офицер, поднимаясь с дивана. — Завтра в десять ноль-ноль будьте в Довске, спросите господина Шварца,

Двор опустел, хлопнула калитка за последним немцем. Все, пронесло и на этот раз! Но одна мысль не давала покоя: «Что делать? Как быть?»

На эти вопросы могли ответить только Белых и Дикан.

И вот в ранних сумерках мчусь на лошадке в Каменку Рисковскую — там штаб бригады. Выкладываю все командованию, прошу разрешить остаться в партизанах. Не хочу, не могу ехать в Берлин!

— Эх, если бы они дали хотя бы две-три недели, а не одну только ночь! хмуро говорит Белых, крупными шагами меряя крестьянскую хату.

Скрипит портупея на его кожаной тужурке. Ни одной морщинки на чисто выбритом лице, оно будто окаменело. Значит, вот-вот командир бригады примет единственно правильное решение. Я весь напрягся, ожидая своей судьбы.

— Да, мы связались бы с Москвой, и ты поехал бы в Берлин, — прерывает напряженное молчание Игнат Максимович, и прямая поперечная морщинка глубоко врезалась в его открытый выпуклый лоб. — Не успеем получить инструктаж, не успеем…

— Надо уважить его просьбу, — отозвался Яков Николаевич Никифоров. — Не можем же парня прямо черту в зубы бросать.

— Так и быть: оставим его здесь. — Степан Митрофанович остановился против меня, сильно сжал плечи своими большими руками: — Ну радуйся! — И широко улыбнулся.

В мое распоряжение выделили отделение бойцов. Это для того, чтобы вернуться в Серебрянку и сделать так, будто меня силой схватили партизаны.

Через полтора часа мы уже были на месте, разбили в нашем доме с улицы в двух окнах три стекла, в передней разбросали вещи, и я простился с семьей.

Затем мы выполнили вторую часть плана, одобренную командованием: забрали всех, кто добровольно или по принуждению служил у немцев полицейского Ивана Селедцова, дорожных мастеров Николая Сафронова, Петра Вежнавца, сына старосты Артура Ковалева. В хате Ксении Гороховой взяли бидоны с молоком, собранным у населения для немцев, а в сарае возле школы четыре свиньи, отнятых оккупантами у местных жителей. В школе выбили окна.

Когда мы забирали Ивана Селедцова, жена, плача, спросила:

— Что будет с Иваном? С нами?

— Иван будет воевать против немцев, — ответил я. — А вы помогайте нам бить фашистов.

Я понимал, что сводить личные счеты с Селедцовым не стоит. Сам факт, что полицейских, которых вооружали немцы, мы поворачивали на борьбу против них, был сам по себе важен.

Зашел к бургомистру Бычинскому. Предупредил его, чтобы подтвердил немцам версию о том, что всех нас уничтожили партизаны.

Потом забежал к Нине Левенковой. Она теперь вместо меня остается секретарем комсомольского подполья. В полночь я написал мелом на стенах домов: «Смерть немецким пособникам!», а утром наши ребята распустили слух, что всех, взятых ночью, партизаны повесили где-то в лесу.

По возвращении в бригаду меня вызвал Белых и спросил, куда бы я хотел пойти. Ну, конечно же, попросился в отряд Михаила Журавлева, рядовым бойцом.

— Давай-ка лучше пока помощником начальника штаба, к Антонову, предложил Дикан.

— Рано, у меня опыта нет. С вашего разрешения пока похожу с винтовкой.

Но на третий день командир отделения Иван Востриков вручил мне ручной пулемет. Я держал его в руках, и вспомнилась мне первая военная осень, старый клен, тихо ронявший листья, Михаил Прохоров, бережно смазывавший только что найденный пулемет… Теперь, спустя полтора года, я держу в руках это грозное оружие — держу, уже стоя в плотном строю народных мстителей.

И пошла она, партизанская жизнь. По сравнению с работой в логове врага — это настоящее счастье. Вокруг свои боевые друзья. А с фашистами можно теперь посчитаться не только хитростью, но и силой оружия!

Развезло дороги и тропинки. Непролазное месиво из снега и грязи приковало партизан к временным лагерям и лесным деревенькам. Но народные мстители не теряли даром времени. В подразделениях опытные партизаны обучали молодых, готовили подрывников, минометчиков, снайперов, запасные пулеметные расчеты. И, конечно же, каждый отряд пополнялся оружием и боеприпасами. При штабе бригады работали специальные курсы командного состава. В то время чаще стали встречаться с населением партизанские агитаторы.