Михаил Дмитриев - У тихой Серебрянки

— Чего надо? — спрашиваю у него.

— А вот зайдем в участок, там и получишь подобающий ответ, — он презрительно скривил губы.

— Смотри, чтобы тебе там не сказали: гоняешься не за тем, за кем надо, — отвечаю с независимым видом, даже с вызовом.

— А это кто? — кивает на Горбацевича.

— Кажется, такой, как и ты, а может быть и похлеще…

Тон моего ответа, видимо, охладил полицая, а тут еще вмешался Горбацевич:

— Я работник районной земельной управы. Вы не имеете права задерживать меня, в противном случае будете нести ответственность перед самим комендантом. Я предупредил вас. Все!

Не знаю, сколько бы велись эти переговоры. Старший полицейский явно не знал, что делать с нами: отпустить или конвоировать до участка. Но тут на улице послышались крики ребятишек: «Партизаны! Партизаны!»

Прямо сюда мчались три всадника.

Савельичев юркнул на огороды, один полицейский успел выстрелить по всадникам. Третьего, который растерянно топтался возле меня, я взял за руку и твердо сказал ему:

— Ни с места, иначе стреляю.

Партизаны поймали и того, который после выстрела убежал на огороды. Но старшего полицая не нашли.

— Вы кто? — грозно наседает на меня партизан с автоматом на груди.

— Отойдем в сторонку, — прошу его.

Называю пароль, объясняю, что надо моего путника во что бы то ни стало доставить в штаб. Вместе с ним и полицейским пусть ведут и меня. И не надо скупиться на подзатыльники. Ведь вся деревня была свидетелем, как нас захватили сначала полицейские, потом — партизаны.

Я попросил Илью Дворецкого сказать, если немцы начнут допрашивать, что мы приходили покупать сало и нас захватили полицейские, а затем партизаны, здорово били.

Белых и Дикан были расстроены моим появлением средь бела дня. Они снова убеждали меня, что в подполье я приношу больше пользы, чем находился бы в бригаде.

— Что я мог поделать, если все так нескладно получилось? — пытался я оправдаться.

— Ты должен был на день спрятать куда-либо Горбацевича или с кем угодно отправить его, — отрезал командир бригады.

Белых и Дикан настаивали на немедленном возвращении в Серебрянку. Когда стемнело, они выделили для меня верховую лошадь и двух сопровождающих, и я отправился домой.

«Что же будет завтра?» — не давала покоя тревожная мысль.

Утром я узнал, что старший полицейский Савельичев прямо из Малашкович убежал в Довск в комендатуру и рассказал о случившемся. Для меня потекли длинные часы тревожного ожидания.

Во второй половине дня в деревню нагрянули немцы и сразу же окружили нашу хату.

«Ну, кажется, все кончено…» — мелькнула мысль. Но хотел чем-нибудь успокоить своих.

— Сидите смирно, тихо. Вас не касается… — сказал я.

В хату вошли трое офицеров, на пороге застыли автоматчики, по двору шныряли солдаты — обыскивали постройки.

Я пригласил офицеров сесть на деревянный диван. Моя вежливость им понравилась. Понравилось и то, что на столе лежали книги и среди них учебники немецкого языка и русско-немецкий словарь.

— Ваша фамилия, имя, отчество? — на чисто русском языке спросил один из офицеров. — Вы были у партизан?

— Был, господин офицер.

Они недоуменно переглянулись: видимо, не надеялись, что вот так легко признаюсь.

Я рассказал, что вместе с господином Горбацевичем из районной земельной управы пошел покупать сало. Во-он какая у нас семейка! Зашли в первый дом, но тут поднялась стрельба. Сначала подскочили полицейские, они не тронули нас. А потом нагрянули партизаны. Господин старший полицейский отстреливался и убежал, а нас партизаны поймали, избили и погнали в Дедлово. Там они ходили по деревне, требовали еды и водки. Я воспользовался этим и убежал, добрался домой уже ночью…

Все трое офицеров не спускали с меня глаз, ловили буквально каждое слово, замечали выражение лица. Значит, хотя с виду и благожелательны, а не доверяют.

— Сколько было партизан? Какое оружие у них?

— У двух винтовки, а у третьего что-то коротенькое с дырочками на стволе, — прикидываюсь, будто не понимаю, что это автомат ППШ.

— Во что одеты партизаны, какие кони?

Я стараюсь отвечать точно. И правильно делаю. Вскоре офицер, владеющий русским языком, заявляет:

— Показания жителей Малашкович совпадают с вашими.

Значит, они уже побывали там.

Кажется, пронесло. А вдруг нет? Вдруг маму, бабушку, братьев и сестер захватят с собой. Сколько они мне помогали в этой нелегкой работе! Нет, если что случится, надо взять вину на себя. Пусть меня одного… Как не хочется умирать! Надо хитрить, изловчаться, а они пусть считают меня простачком, пусть!