Были случаи, когда живописцы давали пьесам собственное прочтение, и их личные драмы неожиданно становились сюжетом картин. Генри Фюзели на картине «Фальстаф в корзине» [302] Виндзорские проказницы. Акт III, сц. 2.
в образе миссис Форд, одной из «Виндзорских проказниц», изобразил свою жену в момент, когда миссис Пейдж с подругой подвергают сэра Фальстафа унижению, обманом уговорив спрятаться в корзину с грязным бельем. Причем это отнюдь не самая откровенная сцена, где показана властная миссис Фюзели.
Похоже, и Фрэнсис Уитли выбрал тему «Взятие Пароля под стражу» совсем неслучайно. В пьесе «Все хорошо, что хорошо кончается» показан арест и разоблачение Пароля — хвастуна, болтуна, низкого труса, сводника и клеветника, предающего своего друга Бертрама. Пароль — тип, для характеристики которого у Шекспира нашлось емкое словечко «sluttish». Это одновременно и «нечистоты», и «нечистоплотный», «распутный».
В некрологе, впоследствии опубликованном в «Джентлменз мэгэзин», Уитли охарактеризуют так: «Очень представительный мужчина, любивший дорогое платье и хорошие манеры. Любимец женщин». Известно, что, бежав в Ирландию от долгов, он скрылся не один, а с соблазненной им женой друга. Изображая шекспировского повесу, вруна и труса, живописец использовал иконографию известной картины Караваджо «Взятие Христа под стражу». Пароль предстает перед нами не как негодяй, «вонючий горшок судьбы» [303] Конец — делу венец. Перевод Мих. Донского. Акт V, сц. 2.
и «драная кошка Фортуны» [304] Там же.
, а несчастный страдалец!
Кажется, Джон Бойнтон Пристли сказал, что, если бы Шекспир не обладал чувством юмора, то и вовсе не было бы Шекспира. Интеллектуальный, инстинктивный, наивный, трагический, парадоксальный, сардонический, горький юмор, все его тона и оттенки: насмешка, эпиграмма, сатира, сарказм, ирония, эксцентричность… Увы, никто из бойделловской команды так и не смог краской и кистью повторить это богатство… Фальстаф, центральная комическая фигура шекспировских пьес, оказался живописцам не по зубам.
Уж как хотелось Фюзели, с детства влюбленному в пьесы Шекспира, написать, «оживить» уморительно развратного старика, но персонаж на его картине [305] Фальстаф и Доль Тершит. Генрих IV. Часть 2-я. Акт II, сц. 4.
получился каким-то апатичным, вялым и нерешительным. Распутник лишь потворствует, не возражает проказнице Доль Тершит, которая, несмотря на лихо заломленное перышко на шляпке, выглядит вполне прилично и респектабельно. Разве скажешь, что прозвище дамы, усевшейся на колени сластолюбивому дедуле, «куколка-рви-простыню» [306] Doll Tearsheet. Это и сегодня прозвище проституток в Англии.
?
В шекспировских живописных работах много цитирования, но это не изъян — примета эпохи, особенность эстетики. Приглашенные Бойделлом художники часто использовали вполне узнаваемые образы и решения, которые «брали напрокат» у Гвидо Рени, Караваджо, Рафаэля и даже у Микеланджело. Рисуя младенца-Шекспира на одной из картин биографического цикла, Ромни заимствовал композицию у Луки Синьорелли, а детскую фигурку, возможно, «приглядел» у Мурильо.
Предприятие Бойделлов предполагало «перевод» живописных полотен в черно-белые гравюры, которые в конечном счете и делали проект рентабельным. Поэтому живописцы предпочитали выбирать сцены с драматическими взаимоотношениями света, применять технические приемы Рембрандта и Караваджо. Но иногда неожиданно приходило и собственное удачное решение. Примерами могут быть эффектная находка Ричарда Уэстолла: призрак Юлия Цезаря, предстающий перед Брутом [307] Юлий Цезарь. Акт IV, сц. 3.
, или фантазия Рейнолдса, придумавшего, будто ведьмы появляются [308] Макбет и ведьмы. Макбет. Акт IV, сц. 1.
из-под пледа, брошенного Макбетом в воздух. Публика восхищалась драматизмом, с которым Джон Опи написал сцену колдовства [309] Генрих VI. Часть 2-я. Акт I, сц. 4.
на картине «Марджери Джорден».
Единодушие встречалось, увы, нечасто. Так было с картиной Опи и со «Сценой бури» [310] Король Лир. Акт III, сц. 4.
кисти Бенджамина Уэста, но чаще мнения ценителей-знатоков расходились. Если о картине судили по меркам театрального критика, то она была обречена на провал. Критик, как правило, обвинял художника в соперничестве с драматургом.
В пьесах Шекспира много такого, что практически невозможно показать на театральной сцене. Зритель картинной галереи это остро чувствовал. В то время эпоха романтизма еще не наступила, но внутренняя духовная интуиция некоторых пейзажистов подсказывала им, что Шекспира нельзя иллюстрировать, используя язык Рубенса и Лоррена. Посредством пейзажа следует выражать глубинные эмоции, отражения души и неотвратимость судьбы. Загадочно-молчаливая природа, погруженные в нее образы-видения должны со всей мощью шекспировской трагедии воплощать знак неумолимого хода времени.
Читать дальше