Анатолий Недбайло: В гвардейской семье

«Пора», — подсказало мне чутье, — и я повел группу к косе.

В воздухе спокойно — вражеских истребителей не видно. Непривычно лететь над водным простором. Но

длится это совсем недолго: вот уже и коса. Группа наших самолетов подходит с юга, правее «нашего»

участка, — чтобы фашисты не разгадали замысел. У берега делаю крутой, почти на девяносто градусов, разворот, и все самолеты поочередно повторяют маневр. Идем вдоль желтого берега. Внезапно ударили

зенитки.

— Я — «Коршун»-ноль три! Внимание. Пуск!

По этой команде все летчики нажимают кнопки бомбосбрасывателей, и одна за другой по четыре от

каждого отделяются от самолетов «сотки».

— Разворот «все вдруг влево»! — командую ребятам и разворачиваю свою машину курсом на южный

берег залива.

Выходим из зоны обстрела. Тем временем клубы дыма уже плывут по ветру, образуя сначала широкие

полосы, затем сливаясь в густую пелену, наползающую на указанный участок.

Воспользовавшись дымовой завесой, наши десантные баржи и катера отчаливают от берега, спешат

преодолеть залив.

— «Коршуны», «коршуны»! Я — «Стрела». Задание выполнено отлично. Вам — благодарность от

командующего! — передает станция наведения.

— Я — «Коршун»-ноль три. Понял вас. Служим Советскому Союзу! [189]

...Когда вернулись домой, командир полка сообщил: десант успешно форсировал залив Фриш-Гаф и

завязал бои на косе Фрише-Нерунг. Потери незначительные.

3.

Кенигсберг... Мрачная фашистская крепость притаилась в ожидании бури. Вокруг серых каменных

громад домов — полоса обороны глубиной до трех километров: доты и дзоты, сложная система разного

рода заграждений. За ней — линии долговременных фортификационных сооружений, огромные форты

внешнего и внутреннего обводов.

В самом городе до 130 тысяч человек войск, сильная система противовоздушной обороны.

...Утро выдалось тихое, безмятежное. Наши войска в полной готовности. Готовы к штурму пехотинцы и

саперы, танкисты и артиллеристы. Ждем у самолетов сигнала и мы, авиаторы. На оперативных картах

стрелы нацелены в кружок, обозначенный словом «Кенигсберг». Сотни тысяч глаз неотрывно смотрят на

город, десятки тысяч орудийных стволов готовы выплеснуть огонь в притаившегося за его стенами врага.

Под крыльями бомбардировщиков уже висят бомбы. Наготове и наши «илы».

Накануне штурма Кенигсберга мне поручили нанести бомбово-штурмовой удар по аэродрому Нойтиф.

«Читаем» с командиром крупномасштабную карту. Аэродром этот расположен почти на северо-восточной

оконечности косы Фрише-Нерунг, как раз против порта-крепости Пиллау. С Нойтифа действуют

вражеские истребители, мешая нашей бомбардировочной и истребительной авиации. Поэтому перед

штурмом Кенигсберга очень важно блокировать Нойтиф.

Накануне мы всей дивизией нанесли удар по аэродрому, находившемуся северо-западнее Кенигсберга, непосредственно на Земландском полуострове, где базировались бомбардировщики фашистов. Аэродром

был разбит вдребезги.

Теперь пришла очередь Нойтифа.

— Состав вашей группы — восемь «илов», — говорит подполковник Стрельцов. — Бомбовая нагрузка

— авиационные осколочные бомбы весом двадцать пять и десять [190] килограммов. Цель — вражеские

истребители на стоянках и в ангарах.

С аэродрома Шиппенбайль я повел две четверки штурмовиков на Нойтиф.

Высота 1100 метров. Идем над заливом Фриш-Гаф. Сквозь дымку начинают пробиваться очертания косы

Фрише-Нерунг.

У береговой черты попадаем под плотный заградительный огонь зениток. Тут и там пляшут дымные

шары разрывов. Энергично перестраиваю группы в кильватер и веду самолеты «змейкой» со снижением

до 700 метров. Теперь зенитные снаряды рвутся в стороне и выше. Завожу группу с севера, первый и

последний заходы на аэродром противника выполняю нашим излюбленным приемом «круг» с левым

разворотом. Вот уже видны стоянки фашистских истребителей. Ни один из них не успевает взлететь —

мы обрушиваем на них бомбы.

Вражеские зенитки неистовствуют. На четвертом заходе один из снарядов разорвался совсем рядом с

машиной Кожушкина, и он передает мне по радио:

— Самолет подбит. Иду на вынужденную.

Пристально наблюдаю за поврежденным самолетом, запрашиваю Кожушкина, не ранен ли он, жив ли

стрелок.

— Целы, командир! А вот машина серьезно «продырявлена»...

— Осторожно, Николай! Земля здесь каменистая. Садись вдоль берега на «живот».