Анатолий Недбайло - В гвардейской семье

А вечером Виктора Сиротина принимали в партию. Коммунисты проголосовали за него единогласно.

Первым поднял руку за Виктора Николай Давыдов.

...Бои, атаки, штурмовки... Привычная фронтовая страда. С самого рассвета и до поздних сумерек гудят, рокочут моторы.

Технический состав почти не знает отдыха: ждет своих товарищей-летчиков с боевого задания, а

дождавшись, спешит снарядить штурмовики боекомплектом, проверить работу всех систем и агрегатов, заправить баки.

Два-три вылета для летчика в эти дни — обычное дело. Нередко успеваем сделать и по четыре.

Пробиваемся сквозь зенитный заслон, штурмуем опорные пункты врага, помогаем наземным частям

теснить фашистов на запад — к Кенигсбергу{7}. [177]

Наши полетные карты размечены пучком расходящихся линий. Они сходятся в Заалау; здесь мы

обосновались, отсюда летаем по предварительным «заявкам» или по вызовам, поступающим то от

пехотинцев, то от артиллеристов или танкистов. Мы рады всем помочь. И всегда к этому готовы.

Выработанная в боях тактика сопровождения наземных войск целиком себя оправдала. Во время

наступления танков или пехоты мы действуем буквально в двухстах-пятистах метрах перед ними —

«расчищаем» полосу за полосой, обрабатываем оборонительные линии противника, уничтожаем его

огневые точки. Такое тесное взаимодействие «земли» и «неба» очень эффективно.

Появились, например, советские танки. Артиллерия противника спешит встретить их огнем. А тут над

головой зависают «илы» — «шварце тод» («черная смерть»), как окрестили гитлеровцы наших

штурмовиков. Пленные не раз говорили о том, какой ужас охватывал их, когда появлялись советские

«илы». Страх наводил уже один только рев моторов. А каково фашистам, когда ударит «ильюшин»

огнем!..

Надо сказать, что залповая мощь шестерки Ил-2 была довольно внушительной: сорок восемь реактивных

снарядов, почти четыре с половиной тонны бомб, 18 тысяч пуль, 1800 снарядов, а «вдобавку» еще и 900

крупнокалиберных пуль турельной установки. И все это порой приходилось высыпать на голову

противника за каких-нибудь 10—15 минут!

За такую чудесную машину мы не раз выражали искреннюю благодарность ее создателям и в первую

очередь — главному конструктору Сергею Владимировичу Ильюшину. Это он позаботился о том, чтобы

в наши руки был передан «летающий танк» — самолет, превосходно сочетающий скорость, маневр, огневую мощь и защитную броню. И использовался «ильюшин» не только как штурмовик, но и как

бомбардировщик, разведчик, а порой и как истребитель.

В горниле боев быстро росли и мужали мастера штурмовых ударов. Кажется, совсем недавно ходили в

новичках Молозев, Новиков, Васильев, а сейчас у них уже по три-четыре боевых ордена. Все трое

прибыли в эскадрилью почти в одно время. И сразу же проявили [178] старательность, серьезное

отношение к профессии. Сколько раз я видел, как они помогают механикам готовить самолеты к вылету!

Нужно зарядить самолет сжатым воздухом — готовы, необходимо дозаправить баки, подвесить бомбы —

не чураются «черновой работы», помогают товарищам. А когда человек не чурается любой работы, значит, он — настоящий. От настоящего же человека до настоящего летчика — один шаг.

3.

Каждый день для меня начинается с захода на командный пункт. Здесь получаю задание, уточняю боевую

обстановку.

В этот раз не успеваю еще переступить порог командирского отсека, как навстречу поднимается

подполковник Стрельцов.

— Сегодня ваша эскадрилья первый удар наносит по артиллерийским позициям. — Он остро отточенным

карандашом показал пункт, вокруг которого пестрели красные, синие и черные условные обозначения. —

Вот здесь.

Я тут же нанес координаты цели на свою полетную карту.

— А второй? — спрашиваю.

— Задание получите по возвращении, — ответил командир полка и добавил: — Атаковать цель только с

разрешения станции наведения.

...Первый вылет прошел успешно. Все вернулись на аэродром, на самолетах — ни единой царапины.

— Теперь куда лететь, товарищ командир? — спросил я после доклада о результатах первого вылета.

— Ближе к морю. Надо разбить колонну фашистских войск вот здесь, товарищ капитан! — Стрельцов

произнес эти слова с улыбкой.

Карандаш коснулся грифелем какой-то точки. Но я не спешил рассматривать название, а с недоумением

уставился на командира: «Ошибся?». Стрельцов опять улыбнулся: