Игнасио Идальго де Сиснерос - Меняю курс

После отъезда правительства товарищи из руководства коммунистической партии решили попытаться удержать под [427] своим контролем Картахену, Мурсию и Аликанте, чтобы как можно больше людей переправить за границу по морю. Однако было поздно: силы Касадо уже контролировали этот район.

С каждой минутой положение в Эльда становилось все более опасным. К вечеру патрули НКТ и некоторые части Касадо оцепили шоссе. Касадо, знавший об отъезде правительства, был весьма заинтересован в том, чтобы захватить республиканских военачальников и руководителей коммунистической партии: это было бы хорошим подарком для Франко.

Было решено покинуть Эльда. На небольшом временном аэродроме у нас стояло два самолета, охранявшихся несколькими солдатами авиации и двадцатью дружинниками.

В полночь стали прибывать грузовики с войсками, которые получили приказ Касадо захватить нас живыми или мертвыми. По свету фар мы определили, что нас окружают, заняв позиции близ аэродрома.

Я был очень встревожен, ибо считал себя в какой-то степени морально ответственным за жизнь своих товарищей. Ведь враг мог легко привести в негодность наши самолеты выстрелом из обычной винтовки.

Я объяснил товарищам, что, если они хотят спасти хотя бы некоторых, нельзя терять ни минуты. Я стал свидетелем сцены, которую никогда не забуду. Она явилась для меня прекрасным примером того, как должны поступать коммунисты в трудные и опасные минуты. Окончательное решение о том, кто должен улететь, а кто остаться в Испании, было принято после тщательного обсуждения, на котором совершенно хладнокровно анализировалось создавшееся положение. Казалось, что совещание происходит в самом безопасном и спокойном месте на земле. Было три часа ночи. Светать начинало в половине пятого. Если к тому времени самолеты не улетят, все будет кончено. Однако совещание продолжалось.

Я все время смотрел на часы, считая минуты. Меня охватили противоречивые чувства. Понимая всю серьезность ситуации, я возмущался спокойствием товарищей. Но в то же время испытывал к ним огромное уважение. Они прежде всего заботились о том, чтобы до конца выполнить свой долг коммунистов. Наконец было принято следующее решение: части членов руководства партии необходимо присоединиться к тем, кто остался в Республиканской зоне, чтобы помочь ориентироваться в создавшейся обстановке. Оставаться всем - значило отдать себя в руки касадистов и, следовательно, [428] Франко, а партия не может остаться без руководства. Поэтому часть товарищей должна отправиться во Францию.

До рассвета оставалось полчаса, а товарищи с тем же приводящим меня в отчаяние спокойствием стали обсуждать вопрос, кому оставаться, а кому лететь. Наконец были отобраны люди для отъезда. Все согласились с этим решением без всяких возражений. Выполняя его, одна группа вылетела в Тулузу. Остальные должны были попытаться выйти из окружения.

Однако на рассвете касадисты захватили аэродром и взяли в плен большинство оставшихся товарищей. Касадо отдал приказ перевезти их в Мадрид. К счастью, по дороге им удалось ускользнуть от полицейской охраны и рассеяться по стране для выполнения полученных от партии заданий.

Мы взлетели, когда окружавшие аэродром войска развертывались для атаки. Самолеты набрали высоту. Испания осталась внизу, она исчезала в стелющемся тумане…

Так началось второе изгнание. Первое, связанное с республиканским восстанием на «Каутро виентос» и наметившее изменение моего жизненного курса, было несравненно короче.

Второе изгнание длится очень долго. Как и страдания испанского народа, оно продолжается значительно дольше, чем можно было ожидать.

Бедствия второй мировой войны и последующая «холодная война» явились причинами того, что многие люди до сих пор не знают всего, что произошло в Испании после весны 1939 года, с тех пор, как было сломлено республиканское сопротивление. Но рассказать об этом должен уже не я, и поэтому я ставлю здесь точку.

Моя вера в испанский народ осталась непоколебимой. Я узнал его в период защиты свободы. Этот народ не дал сломить себя, не дал подкупить фашистам.

По окончании гражданской войны я обосновался в Мексике. Позднее жил в разных европейских странах. Расстояния не отдалили меня духовно от моего народа, и ничто никогда не сможет отдалить меня от него. Я по-прежнему с теми, кто самоотверженно борется за счастье испанского народа.

У меня нет намерения продолжать в дальнейшем писать мемуары. Я неоднократно подчеркивал, что не являюсь писателем. Я взялся за перо потому, что принимал участие в важнейших событиях и общался с людьми, которые сыграли в них решающую роль. И поскольку надо, чтобы люди знали правду, которую искажают и скрывают у меня на родине, я подумал, [429] что мой рассказ поможет познанию этой правды. Мне кажется, что страницы, которые я посвятил бы описаниям своей жизни в эмиграции, не представили бы такого интереса, как то, о чем я написал в этой книге.