Марина Чечнева - Небо остается нашим

Но в чем дело? Приближавшиеся к нам самолеты вдруг круто взмыли вверх и, минуя нас, стали пикировать на фашистов.

- Так это же наши! - обрадованно закричала Щелканова. - «Лавочкины»!

Бой был недолгим. Потеряв три «фокке-вульфа», гитлеровцы развернулись и кинулись наутек.

В Изюмовке мы узнали, что выручили нас из беды летчики Героя Советского Союза В. И. Максименко. Запоздай они на минуту, и трудно сказать, что сталось бы с нами. Наверное, для многих из нас тот чудесный солнечный день был бы последним.

Во всяком случае, урок, преподанный немцами, научил нас осторожности. В Карловку срочно прибыли зенитчики.

К тому времени войска Отдельной Приморской армии и 4-го Украинского фронта окружили Севастополь и готовились к решительному штурму последнего оплота врага на крымской земле. Фашистская авиация фактически прекратила организованные действия. Наше господство [173] в воздухе было безраздельным. Поэтому вскоре 4-ю воздушную армию перебросили в Белоруссию, а в Крыму осталась лишь 8-я.

Гитлеровцы сделали все, чтобы сорвать наступление советских войск. Они построили доты и дзоты, оцепили горы проволочными заграждениями, минировали многие километры дорог, пристреляли каждый участок. На подступах к городу шла борьба, которую многие называли войной за метры. Мы, летчики, старались, чем только возможно, помочь солдатам.

Не один вылет совершили мы в районы Севастополя, Балаклавы, на Сапун-гору, на мыс Херсонес.

Небо над Севастополем гудело от рокота моторов. Мы вылетали с наступлением темноты и заканчивали боевую ночь поздно утром, когда на задание поднималась дневная авиация. Мы блокировали вражеские аэродромы, наносили удары по бухтам, куда заходили немецкие транспортные корабли, эвакуировавшие живую силу и технику.

Внизу, под нашими крыльями, страшный в ранах своих и бессмертный в своем героизме, лежал Севастополь…

А севастопольское военное небо! Днем и ночью было оно грозным для врага. Днем в нем господствовали советские штурмовики, истребители, дневные бомбардировщики. А ночью гитлеровцам не давали покоя наши У-2. Начиная с форсирования Керченского пролива и кончая разгромом фашистских войск на мысе Херсонес все мы жили одной мыслью - скорее освободить крымскую землю.

Наш полк вывели из состава 132-й бомбардировочной дивизии и временно передали 2-й гвардейской ночной бомбардировочной Сталинградской Краснознаменной дивизии. Событие это совпало с награждением нашего полка за успешные действия по освобождению Феодосии орденом Красного Знамени.

- Ну что ж, посмотрим, каковы мои новые орденоносные подчиненные, - сказал командир дивизии генерал-майор Кузнецов, прибывший в Карловку.

Признаться, мы не очень обрадовались новому хозяину. Думали, что и здесь повторится то же, что было вначале в 132-й дивизии: ирония, снисходительные улыбки, оскорбительное любопытство. Когда мы только вошли в состав 132-й, за нами утвердилось нелестное прозвище - «несерьезная авиация». И хотя девушки сразу доказали, [174] что умеют воевать не хуже представителей «серьезной авиации», хотя своей работой заставили умолкнуть балагуров, обидное прозвище так и осталось за нами.

Во 2- й дивизии, вопреки опасениям, нас встретили, как равных, по-деловому. Полки этой дивизии имели однотипную с нашей материальную часть -самолеты У-2, и летчики ее по собственному опыту знали, что это за машина и каково летать на ней под зенитным огнем в лучах прожекторов.

Дивизия имела богатый боевой опыт: она участвовала в разгроме фашистов под Москвой, в боях на Дону, в обороне Сталинграда. Мы вошли в ее многочисленную дружную семью равноправными членами.

Здесь мы познакомились с совершенно новыми методами руководства. В прежней дивизии инспекция, наведываясь в полк, знакомилась с работой, проверяла и, только уехав, присылала приказы с выводами и требованиями исправить то-то, устранить то-то, обратить внимание на то-то.

По- иному строили свою работу представители 2-й дивизии. Они тоже присутствовали на старте, следили за нашими действиями, но не слали приказов и указаний сверху, а тут же помогали исправлять недостатки, советовали, подсказывали и, если надо, требовали.

Опыт передовых летчиков этой дивизии помог нам увеличить бомбовую нагрузку на самолет почти в два раза. До тех пор у нас считалось, что 150-180 килограммов бомб - это максимум того, что могут взять с собой наши машины. Конечно, мы понимали, что У-2 способен поднять и больше, но для успешных действий над целью этот груз казался нам предельным. Ведь мало поднять в воздух бомбы, нужно ежеминутно помнить о ресурсах мотора, сохранять маневренность машины. Вот мы и считали, что большой груз резко снизил бы пилотажные возможности самолета под обстрелом с земли. Как же мы были удивлены, когда узнали, что во 2-й дивизии бомбовая нагрузка в 250-300 килограммов считается обычной.