Анна Менделеева - Менделеев в жизни

Самобытность и оригинальность Дмитрия Ивановича проявлялись во всем. Особенно в его лекциях.

Лекции Дмитрия Ивановича собирался слушать весь университет. Экзекутор университетский говорил, что на лекциях Менделеева стены потеют. Вот как передает внешнее впечатление один из его слушателей.

"Кому хоть раз привелось его услышать, тот с закрытыми глазами по нескольким словам узнал бы голос и речь Дмитрия Ивановича, то медленно нанизывающего слова на высоких, тягучих, даже можно сказать плакучих металлических тонах, то переходившего в скороговорку, почти шепотом на середину ноток, то гремевшего отрывистыми низкими аккордами--то, как топором, рубившего отдельные краткие фразы, то составлявшего многозвончатую совокупность подчиненных друг другу, а зачастую и неподчиненных, так как с грамматикой Дмитрий Иванович не всегда считался, предложений, погонявших, перегонявших одно другое и друг на друга нагромождавшихся, как льдины на ледостав..."

Рассказ другого слушателя:

"Я был студентом в 1880 году и вместе со всеми студентами ломился в аудиторию Дмитрия Ивановича. Кто не помнит его лекции. Да и возможно ли их забыть. Вот он подымается на кафедру. Там уже ассистент его Дмитрий Петрович Павлов {Брат И. П. Павлова, физиолога.}. Дмитрий Иванович становится на свое место; Павлов ему напоминает, на чем он остановился на прошлой лекции, и вот, подумав, сосредоточась, начинает говорить Дмитрий Иванович без определенной программы, но вдохновенно. Громадный баритон, прекрасная от природы дикция, выразительная, своеобразная красивая жестикуляция, в высшей степени оригинальная речь, то замедленная, то ускоренная -- послушная стройному полету его мысли -- все это поражало слушателя, и аудитория Менделеева была всегда переполнена.

Раз пришел Дмитрий Иванович расстроенный, бледный, долго ходил он молча, потом начал говорить -- о Достоевском, который только что скончался. Под впечатлением этой смерти, он не мог удержаться, чтобы не высказать своих чувств. Говорил он так, сделал такую характеристику, что, по словам студентов, не было ни до, ни после, глубже, сильней и проникновенней. Пораженные студенты молчали, тихо - тихо разошлись и навсегда сохранили память об этой лекции, на которой гений говорил о гении".

Сама я слышала лекции Дмитрия Ивановича не больше трех-четырех раз, когда он читал в пользу кого-нибудь или чего-нибудь. Место я должна была выбирать подальше и сбоку, чтобы Дмитрий Иванович меня не увидал. Он всегда просил меня не присутствовать на его лекциях, потому что это его, как он говорил, волновало. Я должна была каждый раз ему обещать, что не буду, прощаясь с ним, провожала его. Но это было выше моих сил. Проводив его, я одевалась и ехала. На другой день признавалась. Каждый раз повторялось то же самое.

Одну из таких лекций я хорошо помню. Начал Дмитрий Иванович подавленный, грустный, тянул, смотрел куда-то вниз.-- Что с ним? думала я. Мне было мучительно видеть его таким. Но это продолжалось минут пять. Потом начался подъем, иначе я не могу назвать, подъем все дальше и дальше в высь. Все окружающее провалилось куда-то, а мы точно загипнотизированные могучим, звенящим голосом, -- каждое слово так и вонзалось в мозг -- мы держимся на небывалой, непривычной высоте. После лекции, пробуждение от волшебного сна; не хотелось возвращаться к обыденному, чувствовалось страстное желание чего-нибудь другого "не от мира житейского".

Отличительным свойством Дмитрия Ивановича было отдаваться всецело тому предмету, которым он в данную минуту был занят, будь это научный вопрос, хозяйственный, общественный или даже домашнее дело. Он интересовался самыми разнообразными вопросами, но не разбрасывался -- все грани его творчества связаны какими-то нитями, составляя одно целое. Как будто даже не в его воле было не углубляться в представлявшийся ему вопрос или относиться поверхностно. Когда, бывало, в деревне его звали взглянуть на какую-нибудь производившуюся работу -- рытье колодца, постройку,-- если в это время у него было какое-нибудь другое дело, он сердито отказывался, потому что знал, что увлечется и потеряет много времени, ограничиться одним советом он не мог.

Интерес к фабрично-заводской промышленности зародился у Дмитрия Ивановича, по его собственным словам, еще в детстве в Сибири, в селе Аремзянском на стекольном заводе, где он провел детство и где он вникал в эту заводскую жизнь.

Он глубоко верил в то, что фабрично-заводская промышленность необходима для правильного развития, для роста благосостояния России.