Иван Майский - Перед бурей

то уютнее и веселее. Говорили, будто бы в нашем доме

«каша зарыта»'1,—оттого люди сюда шли охотнее всего.

Дело было, конечно, не в «каше», а в моей матери: она

умела быть «душой общества». Разумеется, л был все

время в необычайной ажитации, вертелся около артистов,

подсказывал роли, подавал костюмы и грим. И вот сего

дня, в первый день пасхи, в «уездном собрании» должен

состояться самый спектакль... Возьмут меня на спектакль

или не возьмут?.. Ах, как это важно! Это самый важный

вопрос в мире! Я не могу себе представить, чтобы сейчас,

в этот час, в эту минуту, могли быть какие-либо иные

вопросы, более важные...

Полдень. Начинают собираться гости. На столе в го

стиной пасхальная панорама, от которой у меня слюнки те

кут: куличи с глазурью, пасха с миндалем, разноцветные

крашеные яйца, семга, икра, пирожки, индюшка, водка,

вина, ликеры и прочая, и прочая, и прочая. Гости христо

суются, обнимаются, едят, пьют, болтают, рассказывают

городские сплетни, судачат о знакомых и больше всего

говорят о предстоящем сегодня вечером спектакле. Я смо

трю, слушаю, хожу около стола, ныряю среди гостей, а в

голове все время гвоздит:

«Возьмут или не возьмут?»

Накануне я случайно подслушал, как мать говорила

отцу, что спектакль кончится поздно и что мне лучше

остаться дома с Аксюшей. Неужели оставят?.. Нет, это

невозможно! Но все-таки:

«Возьмут или не возьмут?»

Моя мать всюду поспевает, перешучивается и пересмеи

вается со всеми гостями. К ней подходит молодая веселая

женщина с усиками на губе, жена директора уездного

училища, которую все почему-то зовут Катя. Катя тоже

участвует в пьесе, и во время репетиций она всегда ока-

12

1

Сибирское выражение.

зывала мне особое внимание. Катя гладит меня по голове

и, обратившись к матери, спрашивает:

— А Ваничка будет на спектакле?

У меня даже сердце екает. Мать начинает ей что-то

говорить насчет гигиены и позднего времени, но Катя

только пренебрежительно поводит плечами и, звонко рас

хохотавшись, бросает:

— Иди ты с своей гигиеной! Жизнь-то один раз жи

вешь... Видишь, мальчишке до смерти хочется попасть на

спектакль, а ты его не пускаешь... На что это похоже?

И Катя опять гладит меня по голове. Я готов распла

каться.

Мать смотрит на мое лицо, понимает, что происходит

в моей душе, и... соглашается.

Я счастлив.

Я пляшу от .

радости вокруг стола: я пойду на спектакль!..

Все это я помню так, как если бы все это случилось

только вчера.. Но — странно! —в памяти моей совершенно

не сохранилось ни одного, даже самого бледного, воспо

минания о самом спектакле, на который я так рвался...

Это 1889 год. Мне уже шестой год.

Я уже читаю и не

много пишу. Мой отец отслуживает свою стипендию в

крохотном захолустном городишке Каинске Томской губер

нии. Мать занимается семьей, хозяйством и обществен

ной деятельностью, — в масштабах и формах своего вре

мени...

Дальше в моей памяти опять провал. Опять мрак и

тьма. И, наконец, с семи-восьми лет идут уже более

связные, более систематические воспоминания. Встает

картина детства. И так как для ребенка первым и самым

важным «кругом» его вселенной — по крайней мере, в

досоциалистическую эпоху — является семья, то я начну

описание своей жизни с характеристики моих родителей.

2. МОЙ ОТЕЦ

Раннее зимнее утро. За окнами еще почти темно. Небо

только начинает светлеть. На улице тихо. Так тепло и

уютно в постели. Так хочется, свернувшись клубком под

одеялом, прикорнуть еще на минутку... всего лишь на одну

минутку. Но нет! Нельзя! Половина восьмого — и надо,

обязательно надо вставать: иначе опоздаю в гимназию.

13

С неохотой подымаюсь с постели. Долго не могу по

пасть в свои штанишки. Долго умываюсь под железным

крашеным рукомойником, лениво плещась в тазу. На

конец я готов: одет, обут, умыт. Книги и тетради сло

жены в ранец. Иду в столовую пить чай, но по дороге

захожу в кабинет отца. Он уже на ногах, или, вернее, на

стуле. Каждое утро я нахожу его на одном и том же

месте, в одной и той же позе: он сидит за микроскопом у

стола, густо заставленного всякого рода колбами, трубоч

ками, баночками, препаратами.

— Здравствуй, папа!

— Здравствуй, Ваничка!

И отец, не отнимая одного глаза от микроскопа, дру

гим ласково здоровается со мной.