Иван Майский - Перед бурей

шая различные сувениры нашей семейной хроники, спасла

от забвения и гибели рукописный сборник моих гимнази

ческих стихов, а также много семейных фотографий. Ом

ский профессор Е. С. Сорокин — бывший мой товарищ по

классу — предоставил в мое распоряжение ряд собствен

ных снимков Омска, относящихся к описываемому в моей

книжке периоду. Всем этим лицам я хочу здесь выразить

свою искреннюю признательность. Таким образом, к моим

услугам оказался точный и разнообразный материал о мо

ем прошлом, материал, основанный не на мало надежной

записи собственной памяти, а на подлинных документах из

времени моего детства и юности. Это сильно облегчило мне

борьбу с теми опасностями, которые, как я указывал вы

ше, угрожают каждому мемуаристу.

Работал я над этими воспоминаниями зимой 1939/40 го

да в Лондоне, где в то время я был послом СССР.

Война по-настоящему тогда еще не началась. Вместе с

тем из опасений воздушных налетов вся Англия с закатом

солнца уже погружалась в кромешный мрак «black out»

(затемнения). Обычная вечерняя жизнь, всегда отнимаю

щая так много времени у посла, внезапно прекратилась.

В густо набитом всякими делами и обязанностями дне об

разовалась неожиданная пустота. Меня невольно потянуло

к письменному столу. Результатом является предлагаемая

вниманию читателя книжка.

Первое издание моих воспоминаний, появившееся также

на английском языке в Лондоне и на шведском в Сток

гольме, вызвало широкий отклик со стороны читающей

публики как в печати, так и в частных письмах. Боль-

шей частью этот отклик был сочувственный, теплый, иног

да горячий, даже восторженный, и я пользуюсь случаем,

чтобы поблагодарить за доброе отношение к моей книжке

всех моих друзей-читателей как в Советском Союзе, так и

за границей.

Очень часто друзья-читатели задавали мне вопрос: бу

дете ли вы писать продолжение своих воспоминаний?

Я хочу сейчас ответить на этот вопрос: да, у меня

есть такое намерение, ибо жизнь каждого отдельного че

ловека всегда в той или иной мере является отражением

современной ему эпохи, а ведь наша эпоха полна столь

исключительного значения и интереса для человечества.

Поэтому всякий лишний штрих, всякое лишнее свидетель

ство, служащие материалом для освещения или понимания

нашей эпохи, представляют собой ценность. Однако когда

мне удастся осуществить свое намерение, пока трудно ска

зать. Это покажет будущее.

АВТОР

Москва.

Сентябрь, 1945 г.

1. ПЕРВЫЕ ОЩУЩЕНИЯ БЫТИЯ

. . . Го р я ч е е южное солнце ослепительно сверкает. Оно точ

но царствует в этом глубоком ярко-синем небе, и от него

падают вниз бурные каскады светлых и теплых лучей.

Море беспокойно голубеет. Ни ветерка. Тишь и блеск.

Где-то вдали белеет одинокий парус. У крутоярного красно-

глинистого берета слетка бьет ленивая, ласковая волна.

Мужчина с черной косматой бородой и серыми добры

ми глазами хватает меня на руки и вместе со мной быстро

бежит в воду. Мне страшно. Маленькими, мягкими ручон

ками я судорожно хватаюсь за шею мужчины и испускаю

дикий крик. Но мужчина неумолим. Он только крепче при-

жимает меня к своей груди и, разбрасывая кругом сереб

ристые брызги, все дальше и глубже погружается в воду.

Я начинаю отчаянно биться у него в руках. Мужчина

смеется, ласково поглаживает меня и уговаривает:

— Ну, Ваничка... Ну, глупенький... Не бойся. Я с тобой.

Вдруг мужчина делает странное и неожиданное движе

ние: он крепко зажимает мне нос, прыгает вверх и потом

сразу, внезапно, стремительно окунается вместе со мной.

Я чувствую, что задыхаюсь. Смертельный страх пронизы

вает все мое маленькое существо. Ужасный, неудержимый

крик рвется из моей стесненной груди. Но прежде чем я

успеваю дать ему волю, я снова над водой, я снова вижу

море, солнце, берег, на котором стоит моя мать и машет

мне приветливо руками.

— Хватит, хватит! — кричит она мужчине. — Не ви

дишь разве, как Ваничка перепугался.

Мужчина разжимает мне нос и, опять разбрасывая во

круг себя серебристые брызги, быстро бежит по воде, на

9

этот раз уже в обратном направлении. Еще мгновение —

л мужчина передает меня с рук на руки моей матери, ве

село приговаривая:

— Не будь трусом, Ваничка! Ты ведь мальчик... Хо

чешь, еще раз пойдем в море?