Иван Феоктистов - Анекдоты и предания о Петре Великом

Особенно охотно рвалъ онъ зубы. Этимъ воспользовался разъ его камердинеръ Полубояровъ, чтобы наказать свою жену, которая досаждала ему своимъ безпутнымъ образомъ жизни. Разъ государь засталъ этого камердинера сидящимъ въ передней въ глубокой задумчивости и спросилъ его, о чемъ онъ такъ задумался.

— Мнѣ жаль бѣдной жены моей, — отвѣчалъ Полубояровъ — она безпрестанно страждетъ отъ зубной боли, а не хочетъ согласиться, чтобы вырвали у нея больной зубъ.

— Я тотчасъ ее къ тому уговорю и подамъ помощь, — сказалъ государь и немедленно пошелъ съ камердинеромъ къ его женѣ.

Придя къ ней, Петръ, несмотря на ея увѣренія, что у нея всѣ зубы здоровы, заставилъ ее сѣсть и сталъ осматривать у нея зубы. А дерзкій камердинеръ при этомъ сказалъ:

— Это-то и несчастіе, ваше величество, что она всегда упрямится, когда хотятъ ей помочь, и говоритъ, что будто совсѣмъ не чувствуетъ боли, а какъ скоро лѣкарь уйдетъ, то опять начнетъ стонать и жаловаться.

— Хорошо, — отвѣчалъ Петръ, — она не станетъ уже болѣе стонать. Подержи только ей голову и руки.

И затѣмъ, несмотря на слезы Полубояровой, удачно вырвалъ у нея тотъ зубъ, который казался ему больнымъ.

Черезъ нѣсколько дней истина открылась. Тогда Петръ призвалъ Полубоярова, заставилъ его признаться въ своемъ обманѣ и въ заключеніе далъ ему почувствовать всю тяжесть своей дубинки.

Съ устройствомъ въ Петербургѣ Адмиралтейства и началомъ въ немъ кораблестроенія съ теченіемъ времени накопилось здѣсь столько щепъ, что происходило затрудненіе въ самыхъ работахъ. Наконецъ Адмиралтейская коллегія опредѣлила для вывоза щепъ вызвать подрядчиковъ; но государь, узнавъ объ этомъ рѣшеніи, съ неудовольствіемъ сказалъ: «у васъ все подряды да подряды!» и велѣлъ тогда же объявить по Петербургу, что желающіе могутъ брать изъ Адмиралтейства щепы безденежно. А такъ какъ окружавшія городъ болота, плохія дороги и большею частію немощеныя улицы дѣлали доставку дровъ въ Петербургъ трудною, да и строгіе указы Петра относительно лѣсоохраненія дѣлали самую рубку лѣса крайне затруднительною, то и наѣхало въ Адмиралтейство въ первый же день множество повозокъ за щепами.

Въ это время государь ѣхалъ въ Адмиралтейство на своей одноколкѣ, и когда сталъ въѣзжать на узкій подъемный мостъ [48] Адмиралтейство было тогда укрѣпленнымъ мѣстомъ и окружено валомъ и рвомъ. , то денщикъ его, стоявшій за одноколкою, увидалъ телѣгу со щепами, уже въѣхавшую на тотъ же мостъ съ другой стороны. Денщикъ сталъ кричать, чтобы возъ поворотилъ назадъ.

— Молчи! — сказалъ Петръ — и того-то ты не можешь разсудить, что повернуться возу уже невозможно, а легче намъ съ одноколкой поворотиться.

И, сойдя съ одноколки, вмѣстѣ съ денщикомъ поворотилъ ее и далъ проѣхать возу. Съ этимъ возомъ ѣхалъ слуга одного корабельнаго секретаря, по имени Ларіонъ.

Черезъ нѣсколько дней случилось такъ, что Петръ повстрѣчался на томъ же мосту опять съ тѣмъ же Ларіономъ, ѣхавшимъ также съ возомъ щепъ. А такъ какъ государь въѣхалъ на мостъ первый, а Ларіонъ только еще подъѣзжалъ къ мосту, то государь и кричалъ ему, чтобы онъ остановился. Но Ларіонъ, не обращая вниманія на крикъ государя, продолжалъ ѣхать и загородилъ ему дорогу.

Петръ сошелъ съ одноколки и, узнавъ въ Ларіонѣ того же самаго слугу, съ которымъ встрѣтился первый разъ, спросилъ его:

— Вѣдь это былъ ты, для котораго я поворотился съ одноколкой моей назадъ, дабы тебя пропустить?

— Я, — отвѣчалъ Ларіонъ.

— Но тогда въѣхалъ на мостъ прежде ты, и поворотиться тебѣ уже было неудобно; а теперь видѣлъ ты, что раньше въѣхалъ на мостъ я, а ты только подъѣзжалъ къ оному, и поворотиться мнѣ уже было неудобно, да я же и кричалъ тебѣ, чтобы ты остановился и пропустилъ меня; однакожъ ты, несмотря на сіе, не останавливаясь, все ѣдешь.

— Виноватъ, — отвѣчалъ Ларіонъ.

— Такъ надобно, чтобы ты это помнилъ и не озорничалъ впредь, — сказалъ Петръ и тутъ же даль Ларіону нѣсколько ударовъ своею дубинкой, приговаривая. — Не озорничай! не озорничай! и пропускай раньше тѣхъ, кто прежде тебя на мостъ въѣдетъ.

Ларіонъ дожилъ до глубокой старости и съ умиленіемъ, проливая слезы, разсказывалъ объ этомъ случаѣ, какъ бы гордясь тою честью, что самъ государь «изъ своихъ ручекъ» изволилъ наказать его своею палкою.

Разъ Петру показали въ Сенатѣ одно изъ прежнихъ боярскихъ рѣшеній, которое состояло всего лишь изъ слѣдующихъ словъ: «Сидѣли въ палатѣ трое бояръ, слушали дѣло, и быть дѣлу такъ». Показывавшій это рѣшеніе замѣтилъ съ насмѣшкою: