Иван Феоктистов - Анекдоты и предания о Петре Великом

Посланный, явившись въ церковь, передаетъ все это Долгорукову. Но тотъ, не отвѣчая ничего, молится, произнося вслухъ слова Христовы: «Воздадите Божія Богови, а кесарева кесареви». Посланный спрашиваетъ, что же онъ прикажетъ донести государю?

— Донеси, — сказалъ князь, — все, что ты видишь и слышишь.

Тотъ такъ и дѣлаетъ — является въ Сенатъ и передаетъ государю отвѣтъ Долгорукова и слышанныя имъ на молитвѣ слова. Между тѣмъ обѣдня кончилась, и вскорѣ за посланнымъ является въ Сенатъ и самъ Долгоруковъ.

Раздраженный Петръ подбѣгаетъ къ нему, схватываетъ его за воротъ одною рукою, а другою выхватываетъ свой кортикъ и говоритъ:

— Ты долженъ умереть, какъ противникъ государевъ и ослушникъ воли и повелѣнія его!

На это князь, не теряя присутствія духа, раскрываетъ сбою грудь и спокойно произносить:

— Вотъ грудь моя! Я безъ ужаса готовъ принять смерть за правду, и ты будешь Александръ, а я Клитъ [26] Александръ Македонскій на одномъ пиру, раздраженный противорѣчіемъ своего любимца Клита, ударилъ его копьемъ и убилъ наповалъ. .

При этихъ словахъ у Петра опустились руки; онъ быстро отошелъ отъ Долгорукова, потомъ, поглядѣвъ ему въ глаза съ полминуты, сказалъ:

— Какъ осмѣлился ты остановить опредѣленіе, утвержденное уже мною?

— Ты самъ повелѣлъ мнѣ, — отвѣчалъ князь, — представлять тебѣ истину и стараться о пользѣ твоей и твоего народа, такъ могу ли я по совѣсти исполнить то, что противно истинѣ и пользѣ твоей и народной?

Государь, уже смягченный такимъ отвѣтомъ, спросилъ:

— Но гдѣ жъ возьмемъ мы хлѣбъ? Развѣ хочешь ты видѣть печальное слѣдствіе голода.

— Нѣтъ, государь, сохрани насъ отъ того Богъ! И средство къ отвращенію мнимой сей опасности не стоитъ такого безпокойства, въ какомъ я теперь вижу тебя и сихъ господъ, — сказалъ Долгоруковъ, указывая на сенаторовъ. — Средство это, — продолжалъ онъ, — въ нашихъ рукахъ, и если бы господа Сенатъ [27] Такъ говорили тогда по примѣру царя, который хотѣлъ этимъ выразить единство мнѣній членовъ Сената и его значеніе, лишь какъ учрежденія въ цѣломъ. подумали поусерднѣе, то сами нашли бы его. Въ этомъ была бы еще и та выгода, что подданные твои Новгородской губерніи, болѣе другихъ понесшіе тягости отъ войны, не будутъ обременены новымъ налогомъ.

— Какое же это средство? — спросилъ уже совсѣмъ успокоившійся Петръ.

— Изволь-ка сѣсть, Петръ Алексѣевичъ, — сказалъ Долгоруковъ, — и я тебѣ скажу, гдѣ взять хлѣбъ.

Петръ и всѣ сенаторы сѣли.

— Провіантъ твой, — такъ началъ Долгоруковъ, — будетъ здѣсь не прежде, какъ черезъ два мѣсяца, а до того времени есть у меня запасъ муки, изъ котораго мнѣ на продовольствіе за это время нужна только половина или немного болѣе; слѣдственно около половины есть у меня излишняго. У князя Меншикова, за всѣми его расходами, какъ я заподлинно знаю, останется еще гораздо больше этого; у адмирала [28] Графъ Ѳ. М. Апраксинъ. тожъ; у того и того столько-то (Долгоруковъ назвалъ всѣхъ поименно). Теперь разочти: у всѣхъ вмѣстѣ излишней муки останется еще больше, нежели тебѣ нужно до прибытія ожидаемаго провіанта. Вотъ этотъ-то излишекъ и возьми у насъ, и такимъ образомъ никакой нужды не будетъ. А какъ прибудетъ ожидаемый хлѣбъ, то всѣмъ намъ можешь возвратить новою мукою; мы же еще довольны будемъ, что вмѣсто лежалой получимъ свѣжую. Такимъ образомъ войско твое и всѣ снабжены будутъ, а бѣдные крестьяне новгородскіе не понесутъ излишней тягости. Да не думаешь ли ты, государь, продолжалъ князь, — чтобъ крестьянинъ могъ въ такомъ случаѣ раздѣлаться однимъ четверикомъ? Нѣтъ! ему мало будетъ на эту раздѣлку и двухъ. Воры комиссары сыщутъ къ тому средства; они подъ предлогомъ, что мука дурна, прогоркла и прочее, не станутъ ее принимать, и крестьянинъ принужденъ будетъ съ поклонами просить, чтобъ хоть вдвое, да взяли, только бы его не мучили. А какъ я уже сказалъ, что Новгородская губернія отъ войны гораздо болѣе передъ другими понесла отягощеній и многіе изъ тамошнихъ крестьянъ съ нуждою едва и себя съ семействами своими прокармливаютъ, то разсуди самъ, какая бы это была для нихъ тягость!

Государь выслушалъ все это съ величайшимъ вниманіемъ; потомъ, обратясь къ сенаторамъ, которые всѣ молчали, сказалъ:

— Что жъ вы молчите и не противорѣчье? Правду ли онъ говоритъ, или нѣтъ?

Тогда принуждены были всѣ признаться, что князь говоритъ дѣльно и справедливо, и изъявили готовность отдать всѣ свои излишки муки.