В стенных газетах сообщалось о героической гибели товарищей, об удачных операциях. Вот одна, например:
«Группа партизан во главе с тов. У., выполняя задачу прервать телефонную связь гитлеровцев, внезапно услышала шум танкового мотора. Поблизости стоял высокий мост. Партизаны отбежали от телеграфных столбов и стали подпиливать сваи. Скоро показалась колонна карателей. Впереди шли два танка и бронетранспортер, дальше грузовики с солдатами. Первые два танка въехали на мост. Не выдержав их тяжести, он рухнул. Танки скрылись под водой. А партизаны со своего берега открыли огонь по пехоте. Своим поступком они сорвали задуманную фашистами операцию по уничтожению партизанского отряда товарища Г.». [32]
И таких заметок было много. За неимением бумаги, они писались на обратной стороне фашистских воззваний и приказов, захваченных в комендатурах, на немецких военно-топографических картах и даже обоях.
...Как только гитлеровцы узнали, что мы переключились на ночную работу, они на пути нашего следования к партизанам установили зенитные пулеметы и пушки, а также прожектора. Если применить охотничий термин, то прожектора выполняли ту же роль, что и гончие, поднимающие из зарослей зверя. Попав в их ослепительные клещи, самолет превращается в освещенную мишень, которую сбить легче всего.
На моего друга Сережу Борисенко прожектора действовали так же, как на быка красная тряпка, немецкие прожектора попортили ему немало крови.
И Борисенко стал искать эффективный метод борьбы с ними. Подразумевая под прожекторами глаза, а под зенитками кулаки, он повторял:
— Фашисту глаз выбьем, пусть тогда впустую кулаками машет.
В конце концов придумал Сережа хитроумную штуку, поделился с нами и нашими командирами. Порешили дело не откладывать в долгий ящик. Вылетело, скажем, к партизанам пять-шесть самолетов. Минут за десять раньше поднималась в воздух первая пара. Один самолет шел на обычной высоте и привычной для немецких зенитчиков, другой — много выше. Заслышав рокот ненавистных моторов «русс-фанер», гитлеровцы включали прожектора, открывали стрельбу по первому самолету. Тем временем другой с выключенным мотором пикировал на прожектор и точно клал бомбы в цель. Вылетевшие позже уже спокойно продолжали полет до партизанских костров.
Позднее мы стали применять более результативный способ. Вылетали опять же два самолета. Первый заходил на цель, бросал бомбы и тут же зажигал САБ — светящуюся авиационную бомбу. После разрывов прожектора начинали шарить по небу, отыскивая самолет. Фашисты знали, что По-2 сбрасывал всегда по четыре полусотки. Насчитав четыре взрыва, зенитчики открывали бешеный огонь по самолету и светящейся бомбе. В это время второй самолет, пользуясь освещением бомбы [33] своего товарища, бесшумно заходил на прожектор и, спокойно прицелившись, превращал его в пыль.
Так боролись мы с противовоздушными силами противника.
Летом 1943 года несколько наших экипажей, в том числе и меня, неожиданно перебросили на Курскую дугу. В этой грандиозной битве мы выполняли скромную роль. На своих По-2 возили командиров и срочные приказы.
Чтобы удержать завоеванное господство в воздухе и обеспечить успех наступления Красной Армии на Орловском и Белгородском направлениях, было привлечено пять воздушных армий и значительные силы авиации дальнего действия. Для координации всех воздушных сил Верховным Главнокомандующим были назначены представители Ставки генерал-полковник авиации Григорий Алексеевич Ворожейкин на Орловском направлении и генерал-полковник авиации Сергей Александрович Худяков — на Белгородском. Я был прикреплен к Ворожейкину.
Первая встреча с прославленным советским командиром произошла на одном из фронтовых аэродромов. В точно назначенное время к самолету подъехала легковая машина. Из нее в сопровождении офицеров вышел генерал высокого роста, плотного сложения, с крупными чертами лица. Я представился и доложил о готовности самолета к полету.
— Покажите карту и маршрут! — властно приказал Ворожейкин.
Я протянул ему планшет. Острым взглядом опытного авиатора генерал кивнул на карту.
— Маршрут изменить. Полетим сюда! — Карандашом на двухкилометровке он указал новое место приземления.
Через некоторое время мы сели в районе бывшего монастыря «Коренная пустынь», где, как я узнал позднее, располагался командный пункт Константина Константиновича Рокоссовского.
Недалеко от штабных землянок разместили и Ворожейкина с офицерами оперативного отдела Ставки. Отсюда, если требовалось, мы летали из одного авиасоединения в другое, часто приземлялись около окопов второго и третьего эшелонов, а иногда приходилось садиться [34] чуть ли не у самой линии фронта. Таким уж беспокойным и храбрым был мой суровый командир.
Читать дальше