Адриано Челентано - Рай – это белый конь, который никогда не потеет (ЛП)

Настоящий клан у меня был всегда, с детства, и он тот же, что и сейчас, вне звукозаписывающего лэйбла. Это друзья, с которыми я и работаю наравне. Ну, если быть точным, не совсем наравне. Потому что они знают, что даже когда речь идет о работе, я, парень с улицы Глюка, с ними. Но они должны быть начеку, потому что Адриано Челентано ни с ними, ни со мной. Это общественная вещь. И, в этом аспекте, наши отношения не равны. Это я несу ответственность за все, это я должен подготавливать ту вещь, которая называется Челентано, и все знают, что должны придерживаться некоторых правил, некоторых решений. Я могу сильно рассердиться, но и в ту минуту, когда я сержусь, дружба, которая есть между нами, всегда остается. Может быть, только на пятьдесят процентов мне нравится, что все зависит от меня. Часто мне этого не хочется, потому что игра идет по-крупному, и проблемы тоже большие. Иногда прямо-таки как горы.

Лучше шеф, чем босс

Босс. Мне никогда не нравилось это слово. Лучше «шеф», потому что «босс» тут же вызывает ассоциации с мафией. Часто из-за того, что я главный, я чувствую себя одиноко. Должно быть, всегда. Ориентир! Например, когда я снимаю фильм, получается, что я должен придумать историю, написать сценарий, должен сделать музыку, должен всем управлять, должен говорить актерам делать то или это, должен указывать позиции для камеры, должен проговаривать огромное количество вещей, и люди все тут, ждут. И тогда я вижу, что они смотрят на меня, как ожидающие приказаний. Тогда я чувствую себя одиноким. Нет никого, кто мог бы меня приободрить. Даже друзья не могут приободрить тебя, потому что те же друзья, когда приходят на съемку, ориентируются на тебя, и понемногу и они перенимают тон, который не то чтобы почтение, но, как становится понятно, это тон близкий к почтению, и это мне неприятно. Тогда, не знаю, мне хочется разрядить обстановку, сказав: «Да пошло все в задницу!» Но не получается. Решения все на мне, и единственная вещь, которая может разрешить эту ситуацию, вещь очень мощная, как пуля, попадающая тебе в живот, это только женщина. Не какая-нибудь женщина, а одна единственная. Твоя женщина, которая может тебе сказать: «Забудь об этом». Но если она этого не говорит, тогда это грустно.

Артистическое управление

Я только что организовал «Клан», и мой брат Сандро был администратором. Я сказал: «Ты управляй, занимайся счетами, а я буду артистом. Но командую здесь я. Помни об этом всегда. Потому что это я создал все это. Помни, что я больше не ребенок». Я всегда восхищался Сандро. Но он, мой брат, никак не мог понять, что я вырос, что я уже не «братишка». И тогда начались сильные споры, потому что он говорил: «Ну, в общем, это нужно делать, а это не нужно…, но практика показывает…, основы управления подсказывают… Признайся, что ты хочешь войти в управление!» «Да, я хочу войти в управление. И хочу осуществлять управление по своему усмотрению. Как артист». «Нет, как артист здесь нельзя». Расхождение было таким серьезным, что я сказал: «У тебя три дня времени. Ты подаешь в отставку и больше со мной не работаешь». Он, естественно, сказал: «Ладно, хватит. Я с тобой разрываю». И мы разошлись. Так, неожиданно я оказался вынужденным сесть за стол. Сотрудницы, секретарши приходили ко мне и говорили: «Послушай, нужно сделать это», и я должен был погружаться в бесчисленные проблемы, к чему я не привык.

Прошла уже неделя, и мой брат окончательно отошел от дел. Потом однажды приходит одна секретарша, которая обращалась ко мне еще на «Вы», и говорит: «Синьор Адриано, Ваша мама». Я сидел за столом и ответил: «А, да, проводи ее». Вошла мама. Помню, вся в черном. Я встал, потому что немного как бы смущался, да? Я сказал: «Привет, мама, ну, садись сюда». Я хотел сказать, за стол. «Нет-нет, оставайся там хозяйничать сам». Она села напротив, и я сказал: «Ну, я догадываюсь, почему ты пришла, только ты не должна вмешиваться в эти дела, потому что ты не знаешь всех обстоятельств». Тогда она, помню, ответила: «Я не вмешиваюсь в твою работу, как и в работу Сандро. Но я пришла сказать тебе, что на этот раз ты был несправедлив со своим братом». Она говорила, уставив в меня палец. «А теперь ты должен позвать его, потому что ты, - говорит, - кроме того, что обидел его, ты не представляешь, какое огорчение причинил мне, потому что ты плохо обошелся с другим моим сыном». Я был потрясен тем, что она сказала, да? И слегка потерял дар речи. Потом я ответил: «Да, может, ты и права». А она заплакала и сказала: «Поступай, как знаешь, но подумай об этом». «Ладно. Но не думай, что после твоих слов я сделаю все так, как ты сказала. Потому что я должен рассказать, как все было. Сандро считает, что я все еще маленький». «Да, я знаю, у него это есть, но ты поговори с ним, объясни ему это, и если вы должны будете расстаться, расстаньтесь братьями, а не так, как вы. Потому что и ты тоже, когда должен расстаться с кем-нибудь, никогда не должен заставлять страдать другого. Должен всегда думать, а если так поступят с тобой? Повторяю тебе, не причиняй боли своему брату, ты причиняешь огромную боль мне, потому что я вижу, что один мой сын, которому я отдала всю мою жизнь, плохо поступает с другим моим сыном, которому я тоже отдала всю мою жизнь». Я навсегда запомнил, как она это говорила, потому что, кроме всего прочего, насколько простые вещи она говорила, настолько эти вещи были важными. Они вырывались наружу, как из вулкана, и, действительно, какая-то из них попала в цель. Ну вот. Я думал об этом, она молчала. Я поднялся и поцеловал ее: «Хорошо, мама, не беспокойся, увидишь, все уладится. Теперь я вижу, что нужно сделать. Я поговорю с ним». И действительно, через два дня я поговорил с ним, и мой брат снова присоединился ко мне.