Так постепенно рождался новый летчик. Думаю, его рассказы о полетах в аэроклубе были вымыслом, просто парень хотел летать и старался изо всех сил. Его серьезное отношение к делу, напористость, смекалка мне нравились, и я решил сделать из него летчика. Вскоре Шелудько стал водить самолет более уверенно, но это еще не все. Нужно научить самому трудному — взлету и посадке как днем, так и ночью.
Теперь Шелудько каждый раз летал в качестве правого летчика. Настало время, когда его можно было допустить к самостоятельным полетам. А как это оформить?
Принимаю решение (теперь бы я этого не сделал) — Шелудько летит на боевое задание под моей фамилией.
На командном пункте полка было табло, и там, как всегда, высвечивалась фамилия — Молодчий. А на моем самолете с моим штатным экипажем выполняет полет Шелудько Я же ходил недалеко от землянки КП полка. И здесь мои нервы сдали, захотелось узнать, как дела в воздухе, и я решил незаметно приоткрыта дверь и посмотреть хотя бы одним глазом на табло. И тут я вдруг столкнулся с начальником штаба полка подполковником Алексеевым. Оба, конечно, некоторое время смотрели друг на друга, а потом... Дальше рассказывать не стоит.
В общем, Шелудько все же стал летчиком. За успешные действия был награжден орденами. После войны пошел на учебу, успешно служил и, конечно, летал на тяжелых реактивных бомбардировщиках. В воинском звании полковника с должности командира полка ушел на заслуженный отдых — в запас.
Вспоминая дни давно прошедшие и глубоко анализируя их, мы часто ругаем себя за опрометчивость, за мальчишество. И действительно, если бы Шелудько не возвратился с боевого задания — ведь могло такое случиться — чем бы все кончилось лично для меня? Но, как говорят, победителей не судят. И это меня выручило.
А историю с Шелудько я вспоминал здесь для того, чтобы показать, что такое — ждать. Я, безусловно, чаще был в полете вместе со своей эскадрильей Ждал на земле товарищей не часто, а вот наши техники ждали четыре года войны, и ждать тоже нужно уметь...
Мы совершили успешные налеты на военно-морские базы противника в Финском и Рижском заливах. И снова вылетаем в район Финского залива. У нас на борту — офицер штаба дивизии капитан Староверов. В общем, мог бы и не лететь. В его прямые обязанности это не входило. Но, как офицер штаба, он составлял проект донесения в высшие инстанции о работе полков и хотел видеть и знать все то, о чем он пишет в документах. К тому же высказал желание сходить в тыл врага на борту нашего самолета. И вот сегодня он летит с нами.
До цели полет проходил привычно. Все члены экипажа были заняты своим делом. А Староверов летел на боевое задание впервые. Естественно, для него многое было интересно и не все понятно. Поэтому он без конца спрашивал, что там да как. Но теперь на нашем Самолете два летчика. Кроме них есть еще третий — автопилот. «Вовремя придумали, — улыбнулся я про себя, имея в виду словоохотливого капитана. — Теперь есть возможность разговаривать с офицером штаба, отвечать на все его вопросы».
Не долетая до цели, я дал команду экипажу:
— Смотрите внимательно, в районе цели — «мессеры».
— Как вы это определили? — тут же спросил капитан Староверов.
— Очень просто, — ответил я невозмутимо. — Смотрите вперед: на земле пожары и взрывы — это рвутся бомбы, сброшенные нашими ранее улетевшими товарищами, — объяснял я авиатору из штаба. — В воздухе же снарядных разрывов нет, они только что прекратились. Значит, зенитчики перестали стрелять. А они прекращают огонь тогда, когда в небе появляются их истребители. Ясно?
— Очень даже ясно, — ответил Староверов, улыбаясь с такой непосредственностью, что даже расположил к себе.
В эту минуту мы увидели воздушный бой. Шла дуэль между «мессершмиттом» и советским бомбардировщиком. В небе появилось пламя. Сначала небольшое, круглое, затем вытянутое, как шлейф. Это огненный шар с хвостом резко пошел к земле. Кто же это — свой или фашист? Вскоре поняли — горел бомбардировщик. Из пылающей машины летели трассирующие пули бортового орудия. Советский самолет, падая, вел огонь из всех огневых точек. Экипаж героически сражался до последней секунды своей жизни.
Мы так и не узнали, чей это был самолет: в ту ночь не вернулись на свои базы несколько бомбардировщиков из разных полков.
За годы войны мне не раз приходилось видеть гибель своих товарищей по оружию. И самое обидное, что ты не можешь оказать им никакой помощи. Оставалось одно: мстить за смерть друзей.
Читать дальше