Александр Молодчий - Самолет уходит в ночь

— Не надо, он дело говорит.

Таким было наше первое знакомство с новым командиром дивизии Александром Евгеньевичем Головановым. Это произошло на летном поле одного подмосковного аэродрома. Уехал комдив, а Куликов все никак не мог поверить, что Голованов — пилот Аэрофлота.

— Не может этого быть! — продолжал он размахивать руками.

— Почему же не может, быть? — отвечал я ему. — Это же всем известно.

— Если это так, то откуда у него такие глубокие знания средств и способов радионавигации?

— Откуда, откуда!.. Он же был начальником Восточно-Сибирского управления гражданской авиации. И летал. А условия, знаешь, там какие?! До всего можно додуматься, чтобы не сбиться с курса. Даже до радионавигации.

Куликов тут же переключился на меня:

— А ты, Саша, в этом деле слабак. Действительно, он был прав.

— Так я же тебе говорю, что Голованов работал в суровых условиях Севера, там и научился уму-разуму, а Саша этот — летчик без году неделя, младший лейтенант, — оправдывался я.

Хотя погрешу перед истиной, если не замечу, что перед самой войной мы тоже начали осваивать полеты ночью и обучаться пилотированию самолета по приборам. Но до конца так и не успели овладеть этим столь необходимым для бомбардировщика делом. Началась война. Она застала многих из нас, можно сказать, недоучками для полетов ночью и днем в сложных метеорологических условиях. Основная масса моих сослуживцев — экипажей бомбардировщиков имела слабую навигационную подготовку для полетов вне видимости земных ориентиров. И это тоже приводило к неоправданным потерям самолетов и экипажей в первые дни войны.

Ныне же в полку кое-чему научились.

— Вот ты, Серега, на меня бочку катишь, — наступал я на штурмана по пути на стоянку, — а сегодняшний полет как проходил? В основном в облаках. Только в районе цели мы вылезли из них. Уточнили ориентировку, сбросили бомбы. Точно по объекту. Дальше. Возвратились тоже в облаках.

— Ну, ладно, — сдался Куликов. — Будем считать, что мы почти умеем летать.

— А летать-то не на чем, — вмешался Панфилов.

— Верно. Самолета нет. На ремонте, — подвел я печальный итог.

С тем мы и пришли на стоянку.

— Ах ты мать честная! — все восклицал техник нашего самолета Николай Барчук. — Вот так изрешетили!

— Да уж пусть лучше будет такой — в дырках, чем никакого, — сказал Куликов.

Да, пусть битый-перебитый, искореженный, пусть на одном, как говорилось, крыле прилетели, но все же вернулись домой, долетели. Но, к сожалению, не всегда это страстное желание сбывалось. Выходили из строя машины, гибли друзья. Не вернулись на аэродром экипажи Хохлова, Ткаченко. Тяжело, невозможно смириться со смертью товарищей... Но война есть война. Она все более ожесточала нас, учила ненавидеть. И мстить! Никакой пощады захватчикам! Мы рвались в небо! Там — наш фронт. Наш передний край.

— Товарищи, родные мои, — обратился я к технику Николаю Барчуку и механику Василию Овсеенко, — поднатужьтесь, ускорьте ремонт.

— Будем стараться, товарищ командир, — без привычной бодрости в голосе ответил Василий Овсеенко, а потом почесал пятерней затылок и добавил: — Да уж больно дырявый, что твое сито...

— Не волнуйтесь, товарищ командир, отремонтируем. Ночей не доспим, а все сделаем как надо, — заверил Николай Барчук и тут же распорядился: — Хвати г, Василь, затылок чесать, давай-ка браться за работу.

— Да, работы нам и в самом деле привалило, — обходя машину, говорил техник звена Паша Тюрин, словоохотливый, как звонок.

Его в эскадрилье и прозвали — Паша Звонок. Сами понимаете, в авиации народ на это дело — на аэродромные клички — весьма охоч. Так вот было и с техником звена Тюриным. Паша Звонок — и все тут. А почему? Да потому, что словоохотливый был. Говорил без умолку. И приятно так говорил.

— Наверное, и когда спишь, рот у тебя не закрывается, — шутил беззлобно наш инженер эскадрильи Редько.

— Не знаю, товарищ капитан технической службы, — в тон ему отвечал Паша Звонок, — а вот у вас, извините, точно не закрывается: храпите по ночам сильно...

Говорлив был Паша Тюрин, но и человек незаменимый. Цены не было его трудолюбию. Всегда появлялся там, где наиболее нужны рабочие руки. Сегодня вот — тоже.

— Поможем. Поставим машину на крыло, — сказал так, и мы сразу как-то повеселели, а он тут же «утешил» нас: — И тем не менее, три-четыре дня придется вам отдыхать.

— Четыре?! — в один голос воскликнули мы. Даже техник опешил, а потом рукой махнул: