Николай Воронов - На службе военной

Рысью повел я батарею по проселочной дороге и направил ее по мосту. Неподалеку разорвались два тяжелых снаряда. Лошади вздыбились. Одно из орудий врезалось в перила моста и загородило путь другим. С западного берега застрекотали пулеметы противника и стали расстреливать лошадей и людей, застрявших на мосту. Многие из бойцов спасались, прыгая в воду.

В эти трагические минуты какой-то командир на коне переплывал Буг. Он сильно затянул повод, и на моих глазах конь и всадник стали тонуть. Я крикнул ему во весь голос: "Отпусти повод, держись за коня, он тебя вынесет!"

Мы выскочили на восточный берег лишь с одним орудием, потеряв все снаряды. Три пушки остались на мосту. Нашей пехоты у моста не было, никто помочь нам не мог.

Совершенно обезумевший от горя и досады, я ринулся обратно на мост, чтобы снять с орудий панорамы, побить прицелы. Со мной пошел комиссар батареи Максим Павлович Просеков, человек исключительной храбрости. Всем бойцам, вооруженным винтовками, было приказано прикрывать нас.

Противник поливал мост пулеметными очередями. Мы ползком добрались до орудий, сняли панорамы и детали орудийных замков и вернулись.

Мне было нестерпимо больно за потерю трех орудий. Никогда, кажется, за всю свою жизнь я не страдал так, как в те минуты у моста.

Когда я доложил о случившемся командиру бригады, он стал угрожать, что расстреляет меня за сдачу орудий врагу. Я напомнил, что это случилось из-за его опрометчивого приказа, отданного вопреки моим предостережениям. Комбриг, однако, заявил, что такого приказа он не отдавал. Я напомнил, что есть живые свидетели.

Не знаю, чем бы завершился разговор, не появись в это время командир 84-го полка Тылтын. Он решительно вступился за меня и доложил комбригу, что в столь трудные минуты под огнем противника я спас ему жизнь на реке. Вмешательство командира полка разрядило обстановку.

Я настойчиво просил дать мне три бригадных броневика, чтобы снова ворваться на мост, подцепить орудия и вытащить их на наш берег. Со мной долго не соглашались, тягуче-медленно принимали решение, наконец, распоряжение отдано. Броневики выступили.

В головной броневик сел начальник разведки артдивизиона С. И. Макеев. Я и несколько бойцов на лошадях

последовали за броневиками. Враг открыл огонь. Когда мы подошли к мосту, то увидели, что он пуст: белополяки уже вывезли орудия на западный берег.

Меня душила злость. Я проклинал себя за то, что слепо выполнил нелепый приказ комбрига. "Каждый солдат должен знать свой маневр",- учил Суворов. Я же знал в тот момент свой маневр! Надо быть в бою не слепцом, а сноровистым и разумным командиром. Тогда батарея спокойно переправилась бы вброд. У всех нас настроение было подавленное. На следующий день нам передала одно орудие 2-я батарея нашего дивизиона. Командир этой батареи И. Н. Миловидов, хороший артиллерист и замечательный человек, искренне сочувствовал нашему горю.

На волоске

Вскоре наша бригада вновь участвовала в форсировании Буга, но уже на другом направлении. Новое наступление очень быстро опять превратилось в преследование отходившего противника. 12 августа мы прошли через Ново-Минек и близко придвинулись к оборонительному поясу восточнее Варшавы. Один из командиров рассказывал, что с колокольни костела уже видны башни польской столицы.

Но наступать на Варшаву не пришлось. Через четыре дня нас направили на левый фланг нашего фронта, где противник готовился нанести контрудар.

17 августа начались тяжелые бои с белопольской ударной группой. Противник теснил нашу 10-ю стрелковую дивизию. Мы отходили с боями.

83-й стрелковый полк, которому подчинялась наша батарея, к этому времени страшно поредел. В нем оставалось всего 150 - 200 усталых, обессилевших бойцов.

Как-то во время короткого привала над нами появился новенький самолет французского происхождения, но с бело-польскими знаками. Сделав два круга, он приземлился совсем недалеко от батареи. Белопольские летчики, видимо, приняли нас за своих, один из них даже вылез из самолета и помахал рукой. Бойцы взялись за винтовки. Только тогда поляки поняли, куда попали. Летчик, остававшийся в самолете, открыл огонь из пулемета, а другой в это время лихорадочно дергал пропеллер, чтобы завести мотор. Но взлететь им не удалось. Один из летчиков был убит, другой убежал.

Мы с криками "ура" захватили самолет и тут же торжественно объявили его народным достоянием. Красноармейцы выкатили чудесный трофей на дорогу, занесли его хвост на парную повозку, к которой пристегнули еще пару лошадей.