Михаил Воротников - Г К Жуков на Халхин-Голе

Вот что рассказал мне М. М. Пилихин. Привожу дословно: "Наступил конец 1967 года. Вся его семья: Георгий, Галина Александровна, Маша (младшая дочь, ей было 10 лет) и мать Галины - поехала в дом отдыха "Архангельское", а мне Георгий сказал: "Будь хозяином дачи, смотри за порядком, поливай цветы". Через некоторое время в доме отдыха "Архангельское" Георгий Константинович внезапно серьезно заболел, и его срочно положили в больницу (Кремлевскую. М. В.). В конце лета 1968 года его отправили на поправку здоровья в санаторий "Борвиха". Мы с Галиной Александровной ездили туда навещать Георгия, и он был всегда рад нашей встрече. После поправки Георгия привезли домой на дачу в Сосновку-пять. Ходить он без посторонней помощи не мог, и с большим трудом его выводили на веранду, а потом в сад. Позднее из госпиталя привезли коляску, мы усаживали его туда, и я возил его по саду. Через некоторое время он стал просить коляской больше не пользоваться, а лучше с ним ходить. Левой рукой он держался за меня, а правой опирался на палку. Вначале продолжительность прогулок была в пределах 3-5 минут. С каждым последующим днем прибавляли по 2-3 минуты, и скоро он стал ходить почти хорошо. "Вот теперь я скоро поправлюсь, и мы с тобой будем ездить снова на рыбалку", - не раз повторял он. Ему хотелось вернуться к активной жизни, но болезнь не оставляла его в покое и частенько напоминала ему о себе вплоть до кончины".

Вскоре я сам убедился в этом. В один из дней декабря 1968 года я приехал к нему на дачу без предварительного согласования.

Это был единственный случай. По стечению обстоятельств мне не удалось заранее дозвониться: телефон дачи маршала не отвечал, и я решил поехать сразу. Мне была известна доброжелательность Георгия Константиновича, и я считал, что внезапность появления не вызовет в нем каких-либо нежелательных эмоций.

Вторая половина дня. Приятно ехать по лесной дороге. Богатая природа Подмосковья - в зимнем наряде. Тишина. Мороз крепчал. Хвоя клонилась к земле под тяжестью снега. Обильный иней делал пейзаж сказочным.

Но вот и сама дача. Из-за поворота прогулочной дорожки, расчищенной от снега, показались два человека, одетых тепло, по-зимнему. Один из них - в черном полушубке типа тулупа и пушистой меховой шапке. Это и был Георгий Константинович. Сопровождал его Пилихин. Он поддерживал маршала под руку. Медленным шагом они прогуливались на чистом воздухе. Я почувствовал недоброе и тут же подключился к сопровождению. Маршал был нездоров. Некогда сильный и волевой человек ослабел и нуждался в посторонней помощи.

Во время ужина ему поставили вазу с моченой антоновкой. Он любил, чтобы яблоки находились в рассоле. Я сказал, что самая лучшая антоновка растет на Курской земле, на моей родине. Она чиста, крупна, ароматна. При зрелости становится желтой и очень вкусной. Замачивают ее не сразу, а дают отлежаться. Для вкуса и запаха в рассол кладут яблочную ромашку. Создается неповторимый аромат, а яблоко становится приятным во всех отношениях и может храниться в рассоле до нового урожая. Маршал внимательно слушал.

В последующие годы я регулярно посещал маршала на его даче в Сосновке. И каждый раз он спрашивал: "Как вы сюда добрались, на чем, почему не позвонили? Я бы прислал машину".

Одна из таких встреч запомнилась мне как-то по-особому. Я имел время подумать и оценить складывающуюся обстановку как бы со стороны.

...Въездные ворота загородной дачи неторопливо открылись, и "Чайка" бесшумно подкатила к подъезду. В живописном сосновом бору - величественно и тихо. Хвойный аромат смешивался с запахом цветущих трав и фруктового сада. Небольшая оранжерея, где были высажены гладиолусы, розы, астры и другие цветы, придавала окружающему пейзажу ощущение уюта. Ласкающая тишина и какая-то особенная торжественность обстановки напоминали о вечности жизни, ее развитии и обновлении.

На простом обычном деревянном диване, какие часто можно видеть в общественных садах и парках, сидел человек с газетой. Некогда заставлявший врага содрогаться, человек этот выглядел очень умиротворенно: расстегнутый воротник белоснежной рубашки, шерстяная кофта, темные домашние брюки и легкие лакированные туфли. Чувствовалось, что за чтением газеты он был напряжен. Но тут же приветливо принял меня, расслабился и активно включился в разговор.

Наша теплая встреча (она была не последней) закончилась надеждой, что может повториться. От всего сердца у меня вырвались слова, без которых, кажется, нельзя было покинуть его: "Будьте счастливы, дорогой Георгий Константинович!" Мы распрощались, глядя друг другу в глаза. О чем он думал в эти минуты? Сдерживая слезы и подкатившийся к горлу комок, я крепился и успокоился лишь на пути к Калининскому проспекту.