Джудит Лефебр — как раз такой случай. Она стояла передо мной и пела так страшно и ужасно, что у всех нас уже готово было сорваться с губ: «Ты вылетела!». Но все–таки что–то в ней было: сияние глаз, сила, исходящая от нее. Я несколько беспомощно посмотрел на своих товарищей, а потом, повинуясь внутреннему импульсу, сказал:
«Ты можешь спеть что–нибудь еще?» Она начала петь «The greatest love of all» Уитни Хьюстон. На низких высотах. И вдруг показалось, что перед нами стоит совсем другой человек. И все сочеталось: теплота голоса, звучание, ритм. И чем дольше она пела, тем сильнее я дрожал: ой–ой–ой. Сейчас пойдут высокие тона. Она не справится с этим!
Но она поднимала свой голос все выше. Просто супер.
Внешний вид и шмотки на кастинге не имеют никакого значения (хотя мне никто и не поверит). Все это можно обстряпать позднее со стилистом. Наилучшие примеры: Джо Кокер, Род Стюард, Мит Лоаф. Все они довольно непривлекательны. Даже Мадонна не накрашенной выглядит, как младшая сестра Оззи Осборна: темные круги под глазами, волосы, свисающие сосульками. Но после того, как ее полечит парочка визажистов, она выглядит, как топ–модель. Даже женщина–вамп Джулиет во время первых кастингов выглядела, как норвежская кобыла: толстые вязаные свитера, изжелта–белые жесткие волосы, иссиня–черные полоски вокруг глаз.
Чтобы никто не понял меня неправильно: я не собираюсь утверждать, будто меня оставляет равнодушным мини–юбочка, из–под которой выглядывает пара красивых ножек.
И все–таки, в своих суждениях я стараюсь не давать кандидатам воздействовать на меня. Ни сексапильными ходулями, ни слезами, ни обещаниями спеть хорошо в третий раз.
И все–таки я лежал ночами без сна и спрашивал себя: правильно ли ты решил, Дитер? Осуждаешь человека жестко и отправляешь его домой. А позднее узнаешь, что этот кандидат проехал пятьсот километров, и вся семья выпотрошила копилку, чтобы купить ему новую одежду. Это наводит на размышления. Лежишь в постели и думаешь: Дитер, разве это правильно?
«Хо–хо–хо!» и «Ух–ух–ух!» слышалось от моей маленькой Эстефании, когда попадался особенно привлекательный юный кандидат: «Ты видел его глаза, Дитер? Глаза!»
«Черт возьми!» — отвечал я каждый раз, — «Я музыкант, а не офтальмолог».
Самыми хитрыми и проворными оказались стюардессы «Луфтганзы». Они сперва протягивали мне стакан апельсинового сока, а потом говорили: «Господин Болен, Вы непременно должны пропустить в следующий тур того–то и того–то. Он ведь так хорошо поет!».
Шона и Toмac.
Также как и кандидатам, жюри тоже следовало привести себя в надлежащий вид и взять нужный тон.
По началу мы были словно упряжка толстозадых лошадей, которые тянут во все стороны и ржут. А в конце мы предстали четырьмя благородными конями, которые скачут элегантным галопом. Это потребовало некоторой внутренней коррекции курса.
С Toмacом Штейном у меня не было таких проблем. Мы познакомились сто лет тому назад и прекрасно знали, что на уме у другого, и как нам обходиться друг с другом. Иначе было с Шоной и Toмacом II:
«Ты ничего не можешь, по–моему, мрачные перспективы!» — стандартный ответ Toмacа кандидатам. Он любил еще задвинуть: «Ты поешь так же плохо, как Toмac Андерс!».
Он встал мне поперек горла.
«Послушай, Буг», — перебил его я, — «ты просто ничего не понимаешь! Я всю свою жизнь ничем другим не занимался, только оценивал людские голоса. А ты сидишь все время на своей радиопередаче и получаешь готовые песни!».
«Нет», — тупо повторял Toмac, — «это же слышно! Он ничего не может!»
Так дело продолжалось еще тридцать шесть часов. А потом у меня терпение лопнуло слушать его неквалифицированное нытье.
«В твоем голосе нет ни капли чувства!» — он как раз изничтожал нашего Алекса. Ох, как мне хотелось поставить его на место.
«Послушай–ка, Буг», — пригрозил я ему, — «Еще одно слово — сломаю тебе челюсть! Перестань строить из себя умника! Даже на радио ты мелешь одну ерунду».
В конце концов мы сошлись на том, что я перестал называть его радио–умником, а за это он оставил в покое Toмacа Андерса и претендентов. «Слушай, ты на самом деле многое можешь!» — был теперь его постоянный ответ.
Другое дело моя маленькая мисс Денежка она же Шона Фразер: «Зато ты хорошо уложила волосы!» — она все время пыталась найти в кандидатах еще что–то хорошее. Даже если бы мы все лежал мертвыми на полу оттого, что от воя из–под наших задниц выбило стулья. В противоположность Бугу — Вугу она всегда была невероятно мила и заботлива.
Читать дальше