Дитер Болен: За кулисами

«О, привет, добрый вечер!» — подвалил ко мне какой–то кошмарик. Луна полускрылась за облаками, так что в первый я миг я увидел только нос. Гартмут! Бежать было некуда.

«Да, кого я вижу, ну… да… привет!» — выдавил я в ответ. Мы завели благочинный треп: о погоде, о народе. И снова о погоде. В отпуске нужно быть вежливым и не раздражаться.

«Я обзавелся новой резиденцией», гордо заметил Гартмут пару минут спустя. «Прекрасная архитектурная жемчужина Майорки! С панорамным видом на голубой простор и бассейном, который просто создан для этого ландшафта. Экстракласс!»

Да–да! Мой дом. Моя машина. Моя конюшая. Мне все это уже знакомо. Такие припадки случаются у всех, кто находится в моем обществе.

Тем временем перевалило за полночь. Десять бокалов шампанского, когда ударяют разом в голову, заглушают любую боль. И тогда можно вытерпеть даже величайшего хвастуна всех времен и народов.

«Знаешь», — наклонился ко мне Гартмут, прилипнув глазами, похожими на две слюнявые присоски, к декольте Наддель, — «мой новый альбом превосходен. Я могу подчеркнуть — исключителен! Чтобы не сказать — уникален! Ты не должен упускать возможность послушать мой голос! Я тебе гарантирую: Это будет восхитительно, правда, поверь мне, такого ты еще не слышал!» На свете есть много людей, уверенных в себе. Но ничего подобного мне раньше не попадалось. Время от времени Гартмут поворачивал свой словесный фонтан, дабы одарить беседой и Наддель: «… тра–ля–ля и бу–бу–бу…Послушай! Твое тело — высший класс! Просто экстраординарно! Венец красоты!»

И три бокала шампанского за это.

Ой–ой–ой, думал я, посмотри–ка! Гартмутечка, который был известен тогда, как заботливый отец семейства, явно любил девочек с красивыми формами. Следующие два часа он усердно подбивал клинья к Наддель. Я отнесся к этому довольно небрежно, ведь я знал, что с таким провинциальным рок–н–ролльщиком ей делать нечего. (Если бы я тогда догадывался, что у нее потом будет с Ральфом Зигелем, я, наверное, вел бы себя менее легкомысленно).

Где–то около двух «Никсе» стало пустеть. «Вы не хотите побывать в моей маленькой резиденции?» — предложил Гартмут. «Придет парочка моих друзей. Мы сможем пропустить по аперитиву».

Надо сказать, к тому времени мы с Гартмутом здорово упились.

По приходе домой Гартмут первым делом показал Надделькомнаты наверху. Я остался сидеть внизу в гостиной, окруженный подхалимами Гартмута, Его приятелями, которые обо всем, что бы он ни делал, говорили: «Браво, ты крут, ты крут! Ах, Гартмут, до чего же ты крут!».

Пытаясь завести разговор с этими пустоголовыми болванами, я все время слышал хихиканье Гартмута и Наддель, когда они ходили из комнаты в комнату. Я хорошо ее знаю, если она не знает, что сказать, она начинает смеяться.

Мне вообще–то было не до смеха. Столь жутко обставленного дома мне потом долго не попадалось. Обстановка была холодна, бессердечна, бездушна. Как будто Гартмут пробежался по мебельному магазину «Нойрейх» и собрал в свою тележку все товары со скидкой без разбору. Неповторимое безвкусие.

Но самым ужасным разочарованием оказалась хваленая дорогущая Гартмутова панорама. Любой предпочел бы глядеть вечерами на милые и близкие огни гавани и города. Но не Гартмут: он день–деньской пялился на бескрайнее море. А вечерами, после захода солнца, на непроглядную темень. Черная дыра. Такое ощущение, будто ты задыхаешься. Как будто ты посреди Небытия. Да еще этот безвестный дом.

Ну, и конечно: «Эй, Дитер, разве это не эксклюзив? За это я выложил два миллиона!» — Гартмуту требовалось мое подтверждение, что все здесь круто.

«Нет!» — сказал я уверенным тоном — «Я эту лачугу и даром бы не взял. Правда, не взял бы. Отсюда же ни бельмеса не видно! Кому нужен такой вид, как этот? Днем тебя нет дома. А вечером от такого вида никакого толку. Темно, как в заднице у Уитни Хьюстон».

Мы предпочли быстренько сменить тему, и разговор зашел о музыке. Это было еще ужаснее. По мнению Гартмута, я в тот час разговаривал с величайшим композитором, величайшим сочинителем, величайшим певцом всех времен и народов. Популярным сверх меры. И вообще, в то время не нашлось бы второго такого как он. Брайан Адамс, Джо Кокер, Тина Тернер, все равно, кто, все они — лишь крошечные огоньки рядом с этим гением — ходячей голосовой связкой.

«Да, но», — попытался я ответить — «твои CD-диски плохо рекламируются. И, если уж начистоту! В лучшем случае твой голос годится для выступлений в танцевальном оркестре». С тем же успехом я мог бы втолковывать своим зеркальным карпам дома в Тетенсене. Они были бы куда разумнее. Гартмут оказался просто деревянным чурбаном. Больше дерева идет только на постройку финской сауны.