Мария Башкирцева - Неизданный дневник Марии Башкирцевой и переписка с Ги де-Мопассаном

27 декабря 1883 г.

Славянской расе чего-то не хватает. Она заимствовала кое-что у всех национальностей, усвоила себе все их приемы, но… как бы это сказать? Все это она восприняла как-то на лету, бегло, частично. Славяне глупы и остроумны, вкусы их утончены и грубы. Право, не знаешь в конце концов, как их характеризовать! Ну, а я? Очевидно, я считаю себя совершенством. Иначе как же объяснить то вечное недовольство окружающим, которое я испытываю на каждом шагу? Я объясняю его тем, что, обладая всеми достоинствами, я не умею ими пользоваться. В этом отношении дело обстоит так же, как с моим талантом. Я богато одаренная натура, но все мое богатство еще не проявило себя. Однако, довольно шутить… это значит вторгаться в чужие владения.

Воскресенье, 30 декабря 1883 г.

Пришел Эмиль Бастиен. Он вернулся из Дамвилье, гле Жюль пробудет до февраля.

Я люблю только свою славу. Молю тебя, Господи! Помоги мне не разбрасываться, помоги мне сосредоточить свои силы! Я потеряла три или пять дней, — и это меня жестоко угнетает.

Понедельник, 7 января 1884 г.

Я работаю над портретом Дины.

В три часа заехала за мной и за Клэр жена маршала Канробера, чтобы поехать с визитом к Буланже. Этот охранитель старины бранил «неприличную» выставку Манэ, кричал, что это «возмутительно» и все повторял: «куда мы идем?!» Я поддакивала ему так удачно, что Клэр пряталась в уголку мастерской, чтобы не хохотать громко.

Мне кажется, что все кончено, что уже никто больше не полюбит меня… Впрочем, я ведь скоро умру…

Вторник, 8 января.

Только что принесли мою Навзикею, глупый рабочий сделал ее слишком большой. Я не жалуюсь, но это, наконец, утомляет. Если бы я хоть принадлежала к тем набожным людям, которые приносят свои страдания в жертву Богу в надежде на награду! Проще всего было бы не мучить никого…

Среда, 9 января.

Я снова кое-что переделала в фигуре, что на левой стороне картины, и, кажется, очень удачно. У меня даже является искушение снова вернуться к идее о карающем и награждающем Боге.

При своей разносторонней натуре я могла бы быть счастливейшим существом в мире… если бы только я хорошо слышала… [11] В это время Башкирцева страдала глухотой, что она всячески скрывала от посторонних. (Примеч. редактора.)

Суббота, 12 января.

Мадам Канробер заезжала за мной и за Клэр. Мы отправились к Тони Робер Флери и к Лефебру. Приходится сознаться, что я была несправедлива к последнему, недостаточно ценила его талант. Теперь я увидела идеально написанные вещи. Это совершенство в смысле ясности, точности и грациозности исполнения. Я предпочитаю его манеру манере Энгра. В картинах Лефебра нет ничего неясного, туманного, — напротив, в них все дышит неумолимой, всепокоряющей точностью, а мягкость его линий буквально очаровывает. Я думаю, ему нет равного в изображении нагого человеческого тела. В его тонах нет сочности, но за то есть изящество и чарующая мягкость, в которой в то же время чувствуется огромная сила. Портреты его удивительно хороши, хотя им недостает блеска и, быть может, некоторой доли идеализма. Но необыкновенная верность рисунка заставляет забывать обо всем… почти обо всем.

Сначала Лефебр не узнал меня. Но, как только ему сказали, кто я, он сделался чрезвычайно любезен, благодарил меня за честь, которую я оказала ему своим посещением, прибавив, что счастлив видеть меня. В ближайшее воскресенье он будет у меня в мастерской.

Сегодня вечером мы ужинали в тесном интимном кругу. По случаю нашего нового года я была вся в белом, что было мне очень к лицу.

Наконец-то год начинается для меня довольно недурно, даже можно сказать хорошо! Художники то и делают, что поощряют и одобряют меня, и я чувствовала, что окружена настоящими друзьями.

Пятница 18 января.

Сегодня мне хочется плакать. Я боюсь посмотреть на то, что нарисовала вчера, боюсь, что работа плоха, и плачу… плачу настоящими слезами. Это понятно! Я экзальтирована, как 19-летний немецкий студент. А вдобавок я не имею счастья знать тех, которые живут в сфере интересов отвлеченной науки, искусства, мысли, идеи… Мне знакома только жизнь светских людей, а из художников я знаю всего трех человек.

Я снова переделала набросок для своих «Святых жен». Да, необходимо чтобы это был настоящий вечер, чтобы чувствовалось много воздуха, чтобы тотчас же при взгляде на картину видно было, что это тот момент, когда вот-вот появится бледный месяц. И все это нужно написать широко… Я никогда не сумею этого…