Пётр Андреев: Повесть о моем друге

Поистине неисчислимы испытания того времени, которые преодолел наш народ под руководством ленинской партии — походы белогвардейских полчищ, подбиравшихся к самому сердцу нашей Родины — Москве, мятежи кулаков, натиск вооруженных банд, засушливый 1921 год, тиф, оспа. Более чем четырехлетняя война «за царя и отечество» отбросила экономику дореволюционной России на много лет назад. Ущерб народного хозяйства составил около 50 миллиардов золотых рублей. Голод и лишения привели к гибели пяти миллионов человек — да, такое могли вынести только люди несгибаемой воли.

Конечно, осознать все это мы, малолетние, тогда достаточно серьезно не могли. Знали только, что в стране плохо, а когда бухали пушки, нас загоняли в подвалы — на отсидку. Помнится, мы несли по шоссе в город на руках наш сбитый аэроплан, думая, что в такую громаду ребят «немец не ударит». Однако он еще раз ударил из пулемета, вынырнув из облаков. Мы бросились врассыпную — кто куда, но и при этом нескольких девчонок и мальчишек не досчитались. А вот с подбитым летчиком, тяжело раненным, решили более разумно: раздобыли лошадь, перекинули его через спину и напрямик в медпункт. Или хорошо его лечили, или парень был живучим, но несмотря на пять полученных ран остался жить и снова продолжал летать.

Много, очень много лет прошло с тех пор, но в памяти людской огненные годы революции будут жить вечно. Ведь Октябрьская социалистическая революция — это судьба и каждого из нас.

…Отцы наши с Сергеем были железнодорожниками, жили мы не только на одной улице, но и в одном дворе. Случилось так, что отцы наши вместе ушли в Красную гвардию и вместе сложили головы в девятьсот девятнадцатом, отбиваясь от наступающих немецких войск. Было нам тогда — мальцам — по семь лет.

Советская власть даже в те, самые трудные годы помогала пенсиями семьям красногвардейцев, но пенсий этих хватало лишь на то, чтобы кое-как, впроголодь, прожить на ржаном хлебе и селедке — от силы дней десять.

Пару лет мы перебивались тем, что матери распродавали то, что осталось от отцов: жалкий скарб, накопленный годами труда. Мне, правда, было чуть легче — нам помогали время от времени многочисленные родственники.

А дружку моему Сергею было совсем худо. На руках его больной матери осталась еще трехлетняя сестренка. Наша семья делилась с Сергеем чем могла.

Хотя мы были одногодки, но ростом Сергей был на голову выше меня, физически — несмотря на голодуху — значительно сильнее, и когда, бывало, не поладив, мы начинали драку, то я очень быстро оказывался на земле, как правило, с расквашенным носом. Да что я, в нашем дворе и на улице жили ребята куда старше Сергея, но тем не менее всеми верховодил именно он.

Из-за непосильного труда на приработках — надо было как-то помогать матери — Сергей частенько засыпал на уроках, но тем не менее учился отлично, чем приводил в изумление нашу добрейшую учительницу Александру Афанасьевну Еремееву, которая — всем нам на зависть — очень его любила.

В жизни очень часто, да и в этой повести тоже, я вспоминаю Александру Афанасьевну. Детское восприятие — особого рода; оно очень четко фиксирует множество граней человеческих характеров, встречающихся на нашем пути, но особенно впечатляет детскую душу, вызывает доверие, любовь и уважение, добро — особенно доброта первого учителя. Убежден, что открытая доброта Александры Афанасьевны наложила серьезнейший отпечаток на формирование Сергея как гражданина. Я убежден, что доброта лежит в первооснове подвига в труде и бою, ибо доброта — это желание сделать лучше товарищам и друзьям. Разве не это привело к подвигу Александра Матросова, Зою Космодемьянскую, Николая Гастелло?

Важным событием в нашей жизни было создание у нас на железной дороге первого пионерского отряда. Секретарем комсомольской ячейки был в ту пору помощник машиниста Николай Крустинсон. Зная организаторские способности Сергея и то уважение, которое мы все к нему питали, комсомольское бюро назначило моего друга вожатым нашего пионерского отряда. Этим выбором были довольны и мы, сорванцы, и комсомольцы.

Чем в ту пору только не занимался наш пионерский отряд! В летнее время мы разбивались на звенья и помогали бедным семьям обрабатывать огороды, наводили санитарный порядок не только на улицах, но часто — непрошеными — проникали через заборы и во дворы горожан. Были случаи, когда куркули-хозяева спускали с цепей псов, и мы, покусанные, с порванными портками, убегали стремглав, проклиная нашего вожака за эту «санитарную борьбу с эпидемиями». Ходили мы за десять-двадцать километров по окрестным деревням организовывать первые пионерские отряды. Где-то нам это удавалось, но подчас нас принимали враждебно и предлагали покинуть деревню, «пока по шеям не накостыляли».