Пётр Андреев - Повесть о моем друге

Изучить мотор, научиться водить машину — это первое, за что брались кружки танкистов. Но для этого, как известно, не требуется немедленно садиться в боевой танк. Готовить трактористов и шоферов — это и значит начинать подготовку танкистов.

Быть танкистом — это значит быть организованным и дисциплинированным бойцом. Ухарь, лихач, пренебрегающий материальной частью, не умеющий и не любящий заботиться о ней, сберегать и умело эксплуатировать ее, не достоин носить высокое звание танкиста.

Окончив школу, мы с Сергеем имели дипломы танкистов, хотя танка в нашем Осоавиахиме не было — сначала мы обучались вождению «боевых машин» на фанерном макете, а потом на разболтанном стареньком «газике», однако, как показали события последующие, осоавиахимовские наставники обучили нас мастерски.

…Главным водоразделом юности и зрелости по праву считают любовь.

Будучи человеком по натуре скрытным, когда дело касалось его личной жизни, Сергей, казалось, интересовался только тем, что было известно всем нам: службой на электростанции, директорством в музее художника Пэна, активной работой в Осоавиахиме и горкоме комсомола.

Но однажды наших комсомольцев как током шибануло: Сергей Антонов женится!

Свадьбу мы справили — по тем временам — замечательную: в его девятиметровую комнатушку набилось человек тридцать; Маринка, наша подруга, а теперь Серегина жена, красавица восемнадцати лет от роду, пир устроила на славу — угощение было разложено на подоконниках и в коридоре на трех табуретках, гости стояли, как на дипломатическом файв-о-клок — ни одного стула у молодых не было. Сергей имел только раскладушку, чемодан и стол на кухне.

Маринка дружбе нашей не мешала, но однажды случилась история довольно занятная.

Будучи человеком верным самому себе, Сергей и после женитьбы привычкам не изменил, продолжал отдавать всего себя работе, а тут еще, вчитываясь в тревожные газетные сообщения о ситуации в Европе, он стал заниматься парашютным спортом.

— Пригодится, — сказал он мне. — Танкист хорошо, но и десантник тоже неплохо.

Мы начали ездить в городской парк, там была парашютная вышка: каждое воскресенье — пробный тренажный прыжок.

И — о, таинственная непостижимость женской натуры! — наша Маринка заподозрила неладное: супруг перестал бывать дома даже в воскресенья. Не увлекся ли кем? Парень видный, любимец молодежи, организатор труда и отдыха — все может случиться!

И однажды, когда мы в очередной раз пошли в городской парк прыгать с вышки и Сергей сиганул вниз, все услыхали протяжный женский крик: Маринка с ужасом смотрела на мужа, который падал с двадцатиметровой высоты.

— Все, — сказала она, — теперь я тоже буду ходить сюда с вами и прыгать.

И ведь настояла на своем, и я заметил в глазах Сергея гордость за жену.

А потом, сдав все нормы и зачеты, мы приехали за город, на летное поле, и был оркестр, и огромные толпы, и мы втроем — Сергей, Маринка и я — выполняли показательные прыжки. Первым, как водится, был Сергей. Вторым — я. После приземления врач пощупал пульс: у Сергея — 70, у меня — 85. А когда прыгала Маринка, отделившись крохотной точкой от крыла У-2, врач удивленно покачал головой: у внешне спокойного Сергея пульс был 150.

— Ну и выдержка! — сказал врач. — Завидую, молодой человек, завидую…

Как награду, нам вручили на троих плитку шоколада — именно тогда мы впервые в жизни узнали его вкус.

Хочу привести документ тех времен — статью из газеты. Это — еще одна иллюстрация тому, что наша личная и общественная жизнь шли бок о бок, являясь неразделимым целым:

«Сегодня в Москве открывается всеармейское совещание жен командиров Рабоче-Крестьянской Красной Армии.

Облик советской женщины — жены командира РККА — замечателен и волнующ. В нем сочетаются все отличительные качества освобожденной женщины социалистической эпохи…

Жена командира РККА неразрывными узами связана с бытом Красной Армии. Ее собственная жизнь и интересы неотделимы от интересов всей Родины. Для нее общественно-культурная работа в частях Красной Армии — выражение осознанного гражданского долга советского человека, выражение общественной активности, порожденной новой высокой и благородной ролью женщины в нашей стране. Если ее муж, ее брат или сын поставлен на почетную вахту обороны, значит, ее долг — разделить с ним трудности этой вахты, сделать еще неприступней крепость обороны. Сам облик этой новой женщины ни капли не похож на облик купринских полковых дам, которые даже в дореволюционное время поражали пустотой, пошлостью интересов и обывательской никчемностью своего существования.