Евгений Матонин - Яков Блюмкин - Ошибка резидента

Еще одно письмо Блюмкин оставил Трилиссеру. На конверте он написал:

«Т. Михаилу Абрамовичу Трилиссеру.

Только в собственные руки, никому другому не вскрывать.

Вскрыть только в случае моей гибели на работе».

«Я неоднократно готов был отдать нашей партии свою жизнь… — писал Блюмкин. — Таким образом, если бы вопреки всем волевым усилиям к тому, чтобы не быть побежденным, я не вернулся из моей последней поездки — мою смерть за наше дело нельзя считать случайной. Повторяю: при моем внутреннем отношении к долгу перед партией — это вполне законно».

В письме Трилиссеру он тоже просил помочь его сыну и племянницам.

Нет оснований сомневаться в том, что Блюмкин писал все это искренне — о готовности отдать жизнь за партию и прочем. Но при этом создается впечатление, что он прямо-таки упивался теми драматическими моментами в его жизни, которые он переживал. Самолюбование и позерство — этот постоянный антураж Блюмкина — и здесь бросаются в глаза. Он даже и о будущем своем некрологе беспокоился.

«Вопрос о появлении известия о моей смерти в газетах, принимая во внимание характер моей работы, будет, конечно, решаться руководящими тт. из ОГПУ, — писал он. — Но, так или иначе, мне хотелось бы, чтобы было указано, что я погиб на боевом посту за интересы революционного Востока, что, согласитесь, абсолютная правда». В этом был весь Яков Блюмкин. Для него всегда имело значение, как выглядит его образ. Ну а поскольку он давно уже считал себя исторической личностью, то и некролог должен быть соответствующим.

По легенде, он и перед расстрелом будет интересоваться, напишут ли о нем советские газеты на следующий день после казни.

Вскоре Блюмкин с паспортом на имя персидского купца Якуба Султанова выехал на пароходе из Одессы в Константинополь. 8 октября 1928 года в ОГПУ получили от него новую телеграмму: «Беспокоюсь отсутствием писем. Надя». Это означало, что «купец Якуб Султанов» прибыл в Константинополь и приступает к выполнению задания.

Еще в Москве Блюмкин разработал план работы своей резидентуры. Она состояла из пяти человек. Он сам получил оперативный псевдоним «Живой». Лев Штивельман — «Прыгун», его жена Нехама, она же курьер — «Двойка». Тесть Штивельмана Марк (Манус) Альтерман — «Старец». Место пятого члена группы пока было вакантным. Супругам Штивельман предстояло выехать в Палестину, Альтерману — временно остаться в Москве для закупки, изъятия книг и организации их отправки в Турцию.

Первое время в Константинополе Блюмкин посвятил различным хозяйственным и организационным хлопотам. Он должен был превратиться в солидного, уважаемого и знающего себе цену предпринимателя, обрасти необходимыми связями. Он снял помещение, купил мебель, заказал для своей конторы печати, бланки и т. д. Вскоре из СССР прибыла и первая партия книг. Блюмкин поместил самые ценные из них в Немецкий Восточный банк, а другие — в Оттоманский банк. Теперь можно было начинать.

Блюмкин разослал письма в крупнейшие английские, французские, германские фирмы, которые занимались торговлей антиквариатом. Он сообщал, что готов продать редкие экземпляры древнееврейских книг и рукописей. Кроме того, предложил фирмам стать их представителем на Ближнем Востоке и в СССР. Затем наступил второй акт спектакля.

О продаже книг сообщили в Вену, очень известным специалистам в этой области — перекупщику Якобу Эрлиху и эксперту по древнееврейской литературе раввину Давиду Френкелю. Они клюнули и немедленно приехали в Константинополь. Блюмкин показал им свою коллекцию, и те сразу же поняли, какую ценность она представляет. Однако Эрлих и Френкель на таких делах собаку съели и решили «прощупать» компетентность внезапно появившегося нового продавца. Они предложили Блюмкину за всю коллекцию 800 долларов. Смехотворная сумма.

Но не на того напали. Торговаться Блюмкин и сам умел. Недаром же он родился и вырос в Одессе. Начались переговоры, которые сам Блюмкин в донесении в Москву назвал «сложными еврейско-рваческими». Можно себе представить, как эти переговоры проходили! Эрлих и Френкель подняли цену до 2500 долларов, затем до 3000 и, наконец, до 4000 долларов. Блюмкин согласился, но с продажей тянул — он ждал, какую цену ему предложат другие антиквары, которым отправил письма.

Его расчеты оправдались. Вскоре он получил предложение из Франкфурта-на-Майне, от компании «Кауфман Ферлаг Антиквариат». Это была одна из самых известных и старинных контор на международном антикварном рынке. Она была согласна на сделку.