Александр Стрекалов - Б. Пастернак – баловень Судьбы или её жертва?

Но сейчас не про это речь, а про то, что я хорошо познал, на собственной шкуре, что называется, что это за чудо такое – еврейская дружба и родство, и во сколько они обходятся добродушному и добропорядочному русскому человеку. Не поленюсь, повторю Читателю, чтобы запомнил крепко, что евреи дружбу с нами, гоями, понимают как-то уж больно чудно и своеобразно. Все мы просто обязаны, по их разумению, на них работать, им подчиняться беспрекословно и служить, бросаться на помощь по первому их требованию, одаривать их вниманием и подарками, от пуза поить и кормить, отдавать последнюю копейку. Потому что дружба с ними, избранниками и посланцами Иеговы, для нас – по их же твёрдому и непреложному мнению, опять-таки, по их иудейским взглядам на жизнь! – это большая удача и честь: они нас ею как бы одаривают и счастливят, к себе приближая как равных. Именно и только так евреи к этому и относятся – как к нисхождению и одолжению с их стороны, спусканию с небес на землю: чтобы с нами, гоями, скрепя сердце поручкаться и пообщаться – за хорошую плату, естественно, за навар.

От них же, как правило, не получаешь в ответ ничего: они как-то умело и ловко в нужный момент все от тебя ускользают бесследно, оставляя тебя, бедолагу, с носом и недоумением – и с накопившимися проблемами и обидами, разумеется, один на один. Дружба и родство с ними – односторонние, – как течение реки! Или как тупое хождение в Церковь на праздники или на похороны, когда туда служителям культа несёшь и несёшь деньги, яйца, творог и куличи, но главное – душу широкую, русскую, чаяния, надежды и слёзы. А взамен не получаешь ничего – только сальные, приторные улыбки попов и их многочисленной вороватой челяди (из еврейского племени в основном), да пустые и дежурные обещания загробной жизни, рая небесного – как приманки. Всё! Более там ни от кого и ничего не дождёшься – кроме мздоимства и словоблудия…

Поэтому-то я и согласен с мнением Розанова, полностью подписываюсь под ним: я испытал еврейскую дружбу во всех её видах и проявлениях. И насытился ей по горло, хватит, поживу теперь без неё. Мне это здоровее и полезнее во сто крат будет…

А про дружбана Серёгу скажу, жука прожжённого и лицедея, плута и афериста, что его послеуниверситетское мнимое безденежье и нытьё стали меня раздражать: я стал сильно сомневаться в его бесконечных рассказах про какие-то там мифические загулы на стороне с тратою огромных денег. Со мной и Николаем Беляевым, во всяком случае, он свою щедрость ни разу не проявил, наоборот – исключительно за наш счёт продолжал гулять и пьянствовать.

Когда он это в Университете делал – я смотрел на это спокойно и снисходительно: понимал, что человек за 5 лет учёбы не получил ни копейки стипендии от государства, что и в стройотряд он не ездил – вот и ныл, и плакался постоянно, скулил про отсутствие средств. Но уверял нас на голубом глазу, клялся-божился даже, что были бы они у него – ох и дал бы он тогда жару! Такой забег в ширину устроил бы – что и чертям тошно стало!

И вот наконец после получения диплома и выхода на работу он озолотел: его пробивная мамаша ему, двоечнику и м…даку, такое халявное и кашерное место нашла в центре столицы, что мы, отличники, только диву давались! Он, не умея умножить два на два как следует – это математик-то высшей квалификации! – стал получать на службе 200 с лишним рублей – огромные по тем временам деньги! И при этом продолжать валять дурака, не стукать пальцем об палец в своём элитном НИИ, как и у нас на мехмате: умеют же эти евреи устраиваться! И плакаться, вечно при встречах ныть и стенать – на жизнь свою невыносимо-тяжёлую жаловаться, на судьбу! Как и на множественных “друзей”, сослуживцев, “подруг” и любовниц, на супругу с дочуркой, матушку, сестру и бабку, которые якобы его, “дурачка-простачка”, “доят” и “доят” без-совестно и безбожно, как ту же грушу постоянно трясут – требуют своей доли внимания и капиталов. А он-де такой простой и широкий, охочий до дружбы и до любви, не может никому отказать: тратится на всех и тратится, и всё прогуливает подчистую, что заработал. И опять он вроде как нищий жил, опять нам его надобно было жалеть – и содержать, разумеется, по-дружески поить и кормить до отвала.

Мне это было уже и странно и неприятно слушать, признаюсь, – такие очередные серёгины по-сиротски слёзные песни. Это было с его стороны перебором, и не жалость уже вызывало, а тихую злобу с яростью вперемешку.

«Деньги лопатой гребёт, – стал уже думать я после каждой нашей с ним встречи, – а всё ноет, гад, жизнью своей недоволен, хитрюга, всё меня и Кольку на “пузыри” и пиво раскручивает! Любовниц поменьше води, пей и гуляй пореже, кобель, на автобусах езди по городу, а не на такси, живи скромнее и проще, как все остальные живут, меньше по городам и весям СССР на экскурсии шляйся, – тогда и денежки будут…»