Антонина Мисько - Воспоминания

Шла кровавая расправа над казачеством. Шла гражданская война.

После того, как жизнь в родной станице потеряла всякий смысл, отцовские братья разлетелись кто куда по городам и весям. Мой малолетний отец остался со стариком отцом в полной нищете и разорении, а вскоре их выгнали из родного дома. Он переехал в соседний хутор, снял домик-флигелек, вступил в Коммуну. А когда началась организация колхозов, всеобщая коллективизация, его познакомили с моей мамой, девочкой из такой же разоренной семьи, тоже из Цимлянской. О ее родственниках я уже рассказывала. Обвенчали их быстро в местной церкви. И уж потом она вспомнила, что видела его на скачках, когда ей было 13 лет, а ему 14: он стоял на пьедестале почета и победно держал кубок. Ей сказали тогда, что это Левка Евдокимов. Он принял эстафету победителя после своего брата Григория, который на протяжении многих лет держал лавры чемпиона верховой езды. Мама моя, Ольга Васильевна Клименова, тоже выросла в седле, в отличие от своих сестер, которые окончили ростовскую гимназию и работали учительницами в младших классах. Это мои тети: Ира и Шура. К тому времени они обе были замужем. Тетя Шура жила в Таганроге, а Ира в станице Константиновской. Муж ее был тоже учитель, он преподавал математику в той же школе.

Эту фотографию в 1934 году прислала тетя Ира. На фото-наши разоренные раскулачиванием родственники: внизу слева-тетя Ира с мужем Иваном, а справа-их дочь, Людмила. Над Люсей сидит дедушкина сестра-тетя Поля. Рядом с Люсей справа-бабушкин муж, дедушка Миша. За ним стоит мамин родной брат Георгий, погибший на войне. За тетей Ирой и дядей Ваней стоит мамина двоюродная сестра тетя Оля, которая остаток жизни провела в Австралии.

Итак, мои бедные родители ждали моего рождения. Мама вела немудреное хозяйство, а отец работал на какой-то стройке плотником. Появиться на свет мне помогла местная повитуха (родильного дома там не было и в помине).

Слава Богу, который наградил меня хорошей жизнеспособностью, а мою маму молоком, которым можно было прокормить и трех младенцев.

На фото мне 6 месяцев.

Ах, как скоро мне это пригодилось!

Однажды, февральским утром (мне уже было около года), к нам явились грозные обладатели кожаных курток и тяжелых маузеров и потребовали отца. Но он был уже на работе. И моя бедная мама, по своей наивности, побежала его искать, привела, и он тут же был взят под стражу. Никакого суда, ни следствия, ни предъявления какого-либо обвинения, просто ссылка в неизвестном направлении. А что нет за ним никакой вины, так это никого не интересовало. Главное, выполнить план по репрессиям.

И вот, мама, как жена декабриста, хватает меня-крошку и спешит к отцу, чтобы не опоздать к отправке эшелона. Дальше длинный, мучительный путь в нетопленных вагонах. Началась эпидемия дифтерии. Дети, лишенные элементарных человеческих условий, умирали десятками. Их выносили и так оставляли на снегу.

На какой-то станции, вблизи Урала, маму высадили со мной умирающей и поместили в маленькую сельскую больницу. Мама рассказывала, что меня не хотели принимать из-за полной безнадежности, но она умолила главного врача, и он позволил остаться только до утра. Температура почти 42°С. Шеи совсем нет. Все- сплошной красный комок. К утру выкатили меня в коридор, чтобы освободить место в палате для того, кто не безнадежен. Моя юная мама сидела возле меня в ожидании конца и горько плакала. И вдруг, о чудо! На лбу моем выступили капельки пота, краснота стала заметно спадать и я открыла глаза. Врачи долго удивлялись такой выносливости маленького человека. И это беспрецедентный случай в их практике.

Потом нас с мамой под конвоем доставили к месту назначения. Это северный Урал. Совершенно глухая тайга. Сосны и кедры такой высоты, что не видно верхушки. Высадили нас на берегу реки Низьвы. Работоспособным было приказано начинать вырубку леса, расчищать место для строительства поселка. Привезли лесопильню, необходимый инвентарь и началась работа. А пока жили в шалашах их хвойного лапника. Домики строили из кругляков, каждый на 2 семьи с двумя входами с улицы. Поселок тоже Низьва, по названию реки.

Построили жилища, начальную школу, здание интерната, резиденцию коменданта, человека полуграмотного, тупого и жестокого, который нас за людей не считал. Он был «грозен» в своей кожаной тужурке с наганом. Мы были объявлены врагами народа, достойные всяческого презрения. За пределы поселка не имели права сделать и шагу без письменного разрешения коменданта. Он давал такой пропуск далеко не всем и не всегда. Это зависело от его настроения. А отлучаться было необходимо, чтобы в ближайшей деревне обменять что-нибудь из вещей на картошку или кусок хлеба.