Борис Межуев - Политическая критика Вадима Цымбурского

Возникает закономерный вопрос: не может ли быть, что Цымбурский со своей либерально-имперской проповедью в 1990–1991 годах несколько опередил время, не рассчитав, что все сказанное им не может относиться к гибнущей коммунистической идеократии, что необходим переходный этап между падением коммунизма и созданием на его обломках новой посткоммунистической империи, живущей в дружном согласии с США и Западной Европой? Возможно, в трагических событиях 1991 года проявилась та самая гегелевская «хитрость разума», которая выводит историю руками не подозревающих о конечных целях людей к нужному и правильному финалу? Нельзя ли исключить, что Цымбурский слишком поспешно в 1993 году решил отказаться от либерально-имперской парадигмы, чтобы перейти к новым взглядам, впервые заявленным в «Острове Россия»?

Чтобы ответить на этот вопрос, следует более обстоятельно рассмотреть взгляды Вадима Цымбурского в этот «либерально-имперский» период. Полагаю, что имперские политические установки мыслителя начала 1990-х и дали толчок всему последующему творчеству ученого в области политической науки, определив характер всех его геополитических и в целом политологических исследований. Более того, с моей точки зрения, и перейдя от либерального имперства к концепции «Острова Россия», Цымбурский далеко не полностью пересмотрел свое политическое кредо начала 1990-х. На новом – шпенглерианском – этапе он вернулся к некоторым прежним разработкам (в первую очередь в области «суверенитета» и поэтики политики), уже незадолго до своей кончины, как раз к моменту составления второго крупного сборника своих политологических трудов. Понять концептуальный замысел ученого можно, только представив его в качестве масштабного гуманитарного проекта, ориентированного не только на расширение наших знаний о России, но в первую очередь на реформирование ее цивилизационного уклада. Данное реформирование мыслилось им в разные периоды времени его жизни неодинаково, но собственное политическое творчество Цымбурского – то, что я решился назвать его «политической критикой», критикой политического опыта, – всякий раз вписывалось им именно в этот амбициозный план. Условия реализации этого проекта менялись, часто с катастрофической быстротой, но его теоретическое содержание, как я попытаюсь показать в данной работе, по существу оставалось неизменным.

Короткий период «второй разрядки» между СССР и США, отмеченный визитом Рейгана в Москву в мае 1988 года, выводом войск из Афганистана в январе 1989-го, крахом Берлинской стены в ноябре того же года, тесным взаимодействием Горбачева и Буша в период подготовки войны в Заливе и, наконец, как кульминация, объявлением президентом Соединенных Штатов «нового мирового порядка» в речи 11 сентября 1990 года, до сих пор не получил в историографии холодной войны и международных отношений в целом какого-либо серьезного осмысления. Между тем это был период, когда мир и вправду обрел шанс быть «глобальным», когда эта «глобальность» утверждалась не только экспансией доллара и транснациональной экономики, но и некоторой, казалось бы общепризнанной, системой правил и норм. Еще более удивительно, что этот короткий период времени, получивший в американской публицистике точное обозначение как «момент однополярности», почти и не имел собственных последовательных идеологов – ни с советской, ни с американской, ни с европейской стороны. «Новое мышление» Горбачева и «новый мировой порядок» Буша-старшего – эти две однотипные формулы так и остались недораскрытыми для политического класса сверхдержав. Да и сами «мальтийские демиурги» этих формул не выразили явного устремления отстаивать их до конца, не обращая внимания на пассивное или активное сопротивление созидаемому ими миропорядку со стороны не только внешних супостатов типа Саддама Хусейна, но и собственных граждан.

В своей знаменитой речи перед конгрессом 11 сентября 1990 года «Навстречу новому мировому порядку» Джордж Буш выступал от имени всего цивилизованного человечества, объединившегося для того, чтобы дать отпор Саддаму Хусейну, который только что, в августе, осуществил военное вторжение в Кувейт. Особое воодушевление вызвало у президента Соединенных Штатов осуждение вторжения Ирака лидером Советского Союза Горбачевым, что наряду с поддержкой антисаддамовской коалиции руководителями большей части арабских стран создавало надежду на возникновение сознающего свое единство мира. Мира, у которого, разумеется, обнаруживался и один всеми признанный лидер – Соединенные Штаты.