Уолтер Дж. Чишек - Он ведёт меня

Если мои надежды оправдаются, я хотел бы, пользуясь случаем, выразить свою глубокую благодарность всем, кто помогал мне справиться с этой задачей – поддерживая меня молитвой, а также морально и материально, – в то время как я опасался, что мне придется биться над ней в одиночку. Думаю, не нужно объяснять, как я обязан Дэну, отдавшему столько времени и сил тому делу, которое – я чувствовал – должно было свершиться. Я также в долгу перед отцом Джоном Б. Эмбергом, S.J., позволившим мне более полугода провести в Доме св. Петра Канизия, иезуитском писательском доме в Эванстоне при издательстве Лойола Юниверсити Пресс, где я смог всерьез посвятить себя подготовке окончательного варианта этой рукописи. Я столь же обязан и всем членам общины Дома св. Петра Канизия за их терпение и духовную близость, которая сделала мое пребывание там исключительно приятным и плодотворным. Это время я не забуду никогда. Разумеется, я глубоко благодарен и членам общины Центра восточных исследований им. Иоанна XXIII при Фордемском университете, к которой принадлежу сам. Они позволили мне отсутствовать в общине более шести месяцев и посвятить все свое время созданию книги, взяв на себя все те обязанности, которые были бы возложены на меня как на активного члена общины, если бы я остался дома. Я также искренне благодарен Мэри Хелен О'Нил за тот щедрый вклад, который она внесла в длительный и сложный процесс создания этой книги. Наконец, я хочу поблагодарить всех, чьи имена я не назвал, за любую помощь, большую или малую, которую они оказывали мне во время работы над книгой. С молитвой и наилучшими пожеланиями,

Уолтер Дж. Чишек, S.J.

Дом св. Петра Канизия

31 июля 1972 г.,

в день св. Игнатия Лойолы

«Красные здесь. Они заняли город. Советские пришли».

Эта новость волной смятения охватила польский городок Альбертын 17 октября 1939 г. В то памятное утро я едва успел отслужить Мессу и позавтракать, когда сбитые с толку прихожане пришли в нашу миссию, чтобы поведать мне новость. Этой новости мы боялись с тех пор, как стало ясно, что Германия и Россия делят Польшу между собой. Но теперь наш страх стал реальностью. Красные были в Альбертыне.

Прихожане, один за другим, толпясь, приходили в миссионерский дом, чтобы узнать мое мнение, спросить совета, услышать хоть слово надежды или утешения. Они боялись за родных. Они боялись за своих сыновей в польской армии и за мужей в правительстве. Они беспокоились за детей и за их будущее. Я пытался их обнадежить, но что, в сущности, я мог им сказать? У меня не было ответов на их насущные, животрепещущие вопросы, и как мог я дать им надежду на будущее или утешить их в такой суматохе, охватившей весь город? Что мог я сказать им, м того, что нужно молиться и уповать на Бога?

Но даже здесь я чувствовал себя глупо. Я провел с ними чуть больше года. Я был священником чуть больше двух лет. Каким же незрелым и неопытным почувствовал я себя в ситуации этого великого и нежданного потрясения! Находя поддержку в обычных делах приходского священника, я служил этим людям в их повседневных нуждах, помогал им, утешал их, служил Мессу, носил причастие больным, соборовал умирающих. У меня появилось здесь много друзей, и, пусть я был молод, они доверяли мне – молодому американцу, живущему среди них. Но война изменила все. Потрясение, с которым они столкнулись теперь, не было семейной ссорой, болезнью или потерей любимого человека. Совет, в котором они нуждались, не касался тех вещей, которые происходят в каждом приходе и которым обучается каждый священник.

Трудно описать то чувство, которое испытывает человек в такую минуту. Чувство, что за одно мгновение все внезапно переменилось и уже ничто и никогда не будет таким, как прежде. Что завтрашний день никогда уже не будет похож на вчерашний. Что деревья, трава, воздух, солнечный свет – все будет теперь другим, потому что мир стал другим. Это чувство невозможно описать, и все же его знает каждая жена, потерявшая мужа, каждый ребенок, впервые вкусивший зло или испытавший нежданный жизненный перелом. Это то чувство, когда сердце говорит: «О, если бы можно было перевести часы назад, о, если бы этого никогда не случалось, о, если бы можно было вернуться и сделать все заново!»

В то утро мои страхи были туманными, хотя чувство беспомощности было реальным. Да и сами страхи вскоре перестали быть туманными и сделались тоже вполне реальными. Сразу после прихода красных начались аресты и конфискация имущества. Последовали бесконечные допросы, угрозы, устрашения, ибо коммунисты старались отловить каждого, в ком видели угрозу себе или своему новому строю.