Галина Коробкина - Живая память. Непридуманные истории, документальные свидетельства, рассказы очевидцев о Великой Отечественной

Когда немец занял Московскую Славянку, оттуда в Ижору пришла мамина подруга со своим ребятёнком. Как-то раз пошла она получать продовольственные карточки на завод «Большевик» (там её муж работал) и попала под обстрел, погибла. Сынишку её, Лёньку, мальчика 7–8 лет, мама забрала к нам. Когда она привела этого мальчика, отец как раз дома был на побывке. Он не сказал маме: «Зачем ты его к нам ведёшь?». Спросил только: «Чем же ты будешь его кормить?». Ничего у нас не было. И этот Лёнька остался у нас жить, всю блокаду жил. Как мама могла его выставить? Это же был сын подруги. Жила у нас ещё племянница отца. У тётки Дуни, сестры отца, было пятеро детей. Старший сын Митя сразу погиб на фронте. Второй её сын, Михаил, и мой брат Георгий заканчивали военно-техническое училище на Литейном проспекте. Они не успели получить аттестаты – их выпустили из училища раньше времени, и, присвоив звания лейтенантов, отправили на фронт, в Прибалтику. Миша погиб в первые часы войны. У тётки Дуни остались три дочки. Одну из них мама забрала к нам.

Брат Георгий с первых дней ушёл на фронт, с первых часов был на войне. Был ранен и отправлен на лечение в Челябинскую область, в село Чебаркуль, а после выписки попал на Сталинградский фронт и прошёл от Сталинграда до Вены. Младший брат, Дмитрий, от Невской Дубровки дошагал до Берлина. Старший брат Павел, военврач полка, был на финском фронте и закончил войну в Порт-Артуре, в русско-японскую кампанию после окончания Великой Отечественной войны. Все вернулись домой. Средний и младший имели ранения. А батю (1887 г.р.) на фронт не взяли, потому что он в Первую мировую войну потерял пальцы на правой руке. Но он был военнообязанный и во время войны сначала работал на Ижорских заводах, а потом где-то в Рыбацком.

В войну, конечно, никакой школы не было. Но после войны сколько мы работали, чтобы восстановить наше хозяйство! Отец нам спуску не давал. Мы на танцы бегали только с его разрешения. А мог и не пустить. Танцевать мы ездили в ДК «Кировский». А ещё на Понтонном были танцы, в Ижоре танцплощадка. У нас оркестр играл: то струнный, то духовой. Музыканты – свои, ижорские ребята; все танцевали, и никаких денег не платили. По вечерам танцы были на мосту, танцевали вальс, танго.

Когда война кончилась, мы с отцом в поисках, чем отапливать наш большой дом, ездили на лодке выше порогов. Там он разбирал окопы и делал из них плоты. А я зачалюсь за баржи и поднимусь выше порогов. Отец эти плоты зачаливал за лодку, и я была как бы буксир. Пороги очень страшные. Там сильное течение, а потом после заводи отмель. И вот надо эту отмель проскочить, попасть в течение и плот не разбить. Отец: «Греби здорове́е». А какой из меня гребец? Сил нет… а я всё равно гребу! С детства мы не были избалованы, на жизнь себе добывали трудом. Когда НИИЭФА и посёлок Металлострой начали строиться, нас стали звать «ижорскими куркулями». А ижорские «куркули» работали. Мама рассказывала, что отец, когда этот дом летом в белые ночи строил, в 12 ночи ложился, а в 3 утра уже вставал. Некогда было спать. Ведь ещё и на работу ходил – надо было деньги на семью зарабатывать. По тому времени отец был грамотный – он закончил шесть классов. А когда мы учились в десятом, он с нами уроки делал, самообразованием занимался. На Ижорских заводах он работал мастером – не за станком стоял, а руководил бригадой, потому что был грамотный человек. Почерк у него очень красивый был.

После войны я пошла в обычную школу, потом в 18 лет поступила на работу и ходила в вечернюю школу. Ходила и на курсы повышения квалификации, чтобы мне работать по своей специальности. У нас долго никакого наземного транспорта не было. Автобусы только после войны ходить стали. До города мы добирались поездом, который шёл по московской дороге. Поезд (не электричка) ходил два раза в день: утром в 7 часов и вечером в 7. Чтобы попасть на работу в город, я должна была выйти из дома в полшестого утра. Вечером в половине десятого возвращалась домой, а на следующий день в полшестого мне опять надо идти. И ходили, и не обращали внимания на эти трудности – никаких претензий, люди были не капризные.

Работала я в порту. 50 лет в одной организации и всё с мужчинами. Со мной считались, не было никаких каверз. Наоборот, начальник (в последние 20 лет моей работы) Рафаил Абрамович, бывало, скажет: «Сделаем, как сказала Васильевна» (я то есть). Должности были разные: и оператор, и приёмосдатчик (я после школы курсы приёмосдатчиков окончила), и диспетчер, и мастер, и начальник смены. Но больше всего мне нравилась работа диспетчера. Надо было составлять график движения погрузки и выгрузки судов, отслеживать его выполнение. Выгружаем, грузим, в разводку отправляем, с разводки принимаем – всё в движении. И так мне нравилось это движение! Случалось, конечно, что бригада не работает, не разгружаются суда. Без матерщины, казалось бы, не обойтись, да только воспитание, полученное в детстве, это не позволяло: в нашем доме нельзя было чёрта помянуть, а если кто не сдержится, так надо было прощения просить. И травма за всё время только один раз в мою смену случилась у бригадира, небольшая. В общем, судьба уберегла. Работала я с удовольствием! Новых работников обучала. Сколько лет работала – столько лет и учила. А когда у меня дети появились, я вообще не знаю, как я жила, когда спала – выходила только в ночную смену. У меня ведь и ребятишки, и огород. Так что жизнь была очень насыщенная!