Юрий Бычков - Просто Чехов

А. И. Урусову. 9 XII. 91

«Уважаемый Александр Иванович, я не забыл об обещании, а я очень болен. У меня жар, озноб, слабость, всего разломало – и в тот четверг, когда мне следовало быть у Вас, я лежал у себя в спальне… Я только что вернулся от Суворина, к которому ездил затем, чтобы лечить его… Я забыл правило: «врачу, излечися сам». И меня назад привезли в карете, и начинает голова болеть. Я всё боюсь, как бы инфлуэнствующий Суворин не заболел воспалением легких». Между тем болезнь легких у самого Чехова развивается крещендо.

15 ноября он отмечает: «Я сильно кашляю и совершенно отупел, так что не умею писать даже писем». 18-го того же месяца: «Я продолжаю тупеть, дуреть, равнодушеть, чахнуть и кашлять и уже начинаю подумывать, что мое здоровье не вернется к прежнему своему состоянию. Впрочем, все от бога. Лечение и заботы о своем физическом существовании внушают мне что-то близкое к отвращению. Лечиться я не буду. Воды и хину принимать буду, но выслушивать себя не позволю».

Итак, он подозревает туберкулезный процесс, но профессионального медицинского заключения допустить не желает. Этой позиции будет придерживаться еще весьма долго.

По-прежнему заботится о здоровье Суворина, рекомендует ему то, что, кажется, хотя бы понемногу начинает помогать ему. А что с ним самим?

«Целый месяц мотала меня лютая инфлуэнца. Ударила сначала в голову и в ноги, так что я слег в постель, а потом ударила в легкие, так что я кашлял неистово и стал худ, как копченая стерлядь. Просто беда! Решено: вон из Москвы! Даю Маше полномочия. Пусть купит какую-нибудь конуру на лоне природы. А. И. Смагин уже сватает какой-то хутор».

Боже, какие упования возлагал он на Александра Ивановича Смагина!

Еще 21 ноября он получил от него пакет и письмо насчет имений. Без промедления послал ответ. Семья (важнее того он сам!) согласна на вариант № 3 – имение в Малых Сорочинцах на Псле. Цена подходящая – всего 5 тысяч рублей. В душе пожар – его снедает вовсе не праздное любопытство. «Ах, как бы Вы обязали меня, – пишет он Смагину – если бы прислали нам хотя какое-нибудь подобие плана усадьбы. Берег, луг, сад, отношение сада к берегу и берега к дому и проч. Наш ли берег? Если наш, то это было бы удивительно!»

Принято решение: в Малые Сорочинцы командировать Марию Павловну для осмотра имения. «Мария Павловна у нас главная», – замечает глава семьи, Антон Павлович.

Намерения самые решительные: «Мы привезем с собой целую библиотеку, музыкальный инструмент, мангуса, кашель, волчий аппетит к хохляцкой колбасе…» Насколько всё серьезно, как ему необходима такая перемена места и образа жизни! «Ну-с, Маша выезжает, сопровождаемая моим благословением… У меня ужасно широкие планы!!!» Он убежден, что там и здоровье поправится, а в противном случае, «если покупка хутора почему-либо не удастся, то я по отношению к своему здоровью разыграю большого злодея. Мне кажется, что я рассохся, как старый шкаф, и что если в будущий сезон я буду жить в Москве и предаваться бумагомарательным излишествам, то Гиляровский прочтет прекрасное произведение, приветствуя вхождение мое в тот хутор, где тебе ни посидеть, ни встать, ни чихнуть, а только лежи и больше ничего. Уехать из Москвы мне необходимо».

Антон Павлович весь в хлопотах по покупке имения. Он сообщает поэту, редактору «Северного вестника» А. Н. Плещееву, гостившему некогда у Линтваревых на Луке: «Завтра еду в Петербург хлопотать насчет хутора: 1) возьму денег в книжном магазине Суворина и 2) у симпатичного нотариуса Иванова сочиню доверенность на имя А. И. Смагина, которого Вы знаете».

Мечты, мечты, где ваша сладость?

В канун нового 1892 года, от Маши из Миргородского уезда пришли две телеграммы, довольно неопределенные и неутешительные. Имение, которое со слов Смагина, так прельстило Антона Павловича, оказалось вот чем: местоположение красивое, сад хороший, но дом стар, тесен, требует большого ремонта, до ближайшей железнодорожной станции сорок верст. Маша, увидев все это, отказалась от покупки. Во второй телеграмме сестра сообщала, что ей приглянулся хутор Яценко – 56 десятин, чудный сад, река.

И вот печальный финал готовящейся сделки.

«А. И. Смагину. 4 января 1892 г. Петербург.

Я заказал нотариусу Иванову доверенность, и, вернувшись домой, нашел от сестры письмо такого содержания: хутор Яценко не продается… А я мечтал уже послать Вам во вторник доверенность и 5 тысяч. Как это печально! Ах, если б Вы знали, как неприятно это разочарование! Ну, куда я денусь летом? Что делать? Где искать? Не везет мне…»