– И чем же ты занимаешься?
– А тем и занимаюсь, за что сижу – карманами, понятно?
– А… Что ты там изучаешь, в ящике своем?
– Странное дело, blin , эти ящики из-под бананов – тут тебе и шкаф, и книжная полка, и буфет, и кладовка заодно – все, что есть у тебя в этой жизни, входит в один сраный банановый ящик. Не думала никогда об этом? – вот, все твое добро, добришко твое, все влазит в один бэушный банановый ящик, который легко помещается под шконкой, и в любое время любой мент может сунуть в него свой нос, обшмонать и раскурочить любую твою драгоценность. Никогда раньше не думала, правда?
– Зачем еще какая-то кладовка? У меня и без нее все помещается
– Проехали. Не бери в голову.
Алло, Густик!
…Ты спрашивал, какая у меня здесь работа. По правде говоря, работенка такая, что Ты бы справился – изготавливаем всякие бумажные и картонные упаковки для продуктов – пакеты для муки, хлеба, соли и т.п. Пока мы еще в изоляторе, денег за работу не дают, только сигареты, чай или кофе. В день можно заработать 1-3 пачки сигарет, смотря по тому, какая работа. По сравнению с зарплатой на воле кажется до смешного мало, но тут это нормально – на еду, воду, свет, отопление и пр. денег ведь тратить не приходится. А главное, за работой и время идет быстрее.
К тому же мы вновь собрались хорошей компанией – помогаем друг дружке, поднимаем настроение. Люди вокруг разные, оттого важно, чтобы рядом были те, с кем тебе хорошо, на кого можешь положиться. Ты, возможно, не понимаешь, что такое изолятор, что такое зона. Примерно так – когда человека только что арестовали, его дело еще не рассматривалось в суде и не вступил в силу приговор, его держат здесь, в изоляторе. Это значит, он почти все время проводит в своей камере, с другими камерами контакта нет. Короче, он заперт и под усиленным наблюдением :). Когда из суда присылают бумагу о том, что приговор утвержден, переводят на зону. Она рядом, по тому же адресу, только в других зданиях, и там немного другие порядки. Больше свободы передвижения, контактов, ну, как-то так. Не знаю, что Ты из всего этого понял, лучше уж никогда ни о чем таком не знать. Ну, а на зоне есть другие работы, на других условиях. Думаю, в скором времени из суда пришлют мои документы, и я перейду на зону. Тогда узнаю, когда и как можно приезжать сюда на свидания, и обо всем Тебе напишу. Знаю наверняка, что детям разрешают свидания, конечно, в сопровождении какого-нибудь взрослого.
…На это Рождество мне отсюда пока никуда не выбраться. Потом – потом поглядим, многое будет зависеть от моего поведения. До сих пор вела себя хорошо, грехов, т.е., нарушений у меня нет, и вообще отношения со всеми нормальные. Если получится так держать, могу надеяться на т.н. «условно-досрочное освобождение». Вместо пяти лет обойдусь какими-нибудь тремя и парой месяцев. Однако все это впереди, пока что продолжаю торчать в изоляторе. Не понимаю, неужели мой приговор от центра города до Ильгюциемса идет пешком через Зилупе, или как оно у них там делается?
Все остальное нормально и хорошо, стараюсь, по большей части, не унывать, и это мне удается. Всегда найдется, чего поделать, поэтому нет времени грустить и «крыша не едет» :)…
…Снова стану ждать Твоих писем, очень. Твои письма мне очень нравятся, и я буду еще писать.
Очень люблю – М.
P.S. Как Твои волосы – уцелели после всех проведенных Тобою экспериментов?
1
Что они делают, когда окончен концерт? – Прощаясь у выхода,
галантно шляпами машут, прежде чем разойтись, и музыка –
звучит ли она в их шагах или плещется в светлых платьях
и тех скупых фонарях, что затеплил вечер? И тенор –
хлопнет кружку в кругу друзей или стопарь в одиночестве,
в барчике, исполненном тишины, где печальная муха
бродит по стойке, и баритон – сев в свою ласточку,
помчит домой, обнимет жену, поглядит в телевизор, примет
таблетку и ляжет спать, перед сном
недвижно уставившись в потолок, и никто
никогда не узнает, что он там видит, или же
все они долгой цепочкой по крышам, мостам
и башням города – петь a capella со звездами.
2
Некая рижская радиостанция выслала в ночь
погулять саксофон – он сон мой надрезал и,
вылизав рану горячим голубым языком,
смеялся – попробуй сама, как ходят безногие,
я мир из фу-фу строю снова, всё из голубого,
ты мне будешь должна! С полпути, на пороге,
он сгреб меня, мокрой заплаканной курицей
бросив в окно – ты там глянь, не пора ли
пробовать воздух, что в чреве моем
стал стоном, смехом, всхлипом и крыльями?
Читать дальше