Юлия Ляликова - Волшебный запах полыни

Таким посиделкам положило конец появление телевизора… Ну да что горевать, это реальность.

Дело в том, что фотография ведь не просто мертвая картинка, сохранившая образы уже ушедших из жизни людей. Это на самом деле запечатленные, остановленные реальные мгновения чьих-то жизней, искорки прошедших времен. Очень жаль, что в большинстве случаев хозяева альбомов не оставляли подробных комментариев к фотоснимкам: кто, когда, по какому поводу и так далее. Иногда делали записи на обороте фотографий – имена, даты, место снимка. Эти записи значат очень много, они оберегают эти реликвии от обезличивания, от полного забвения персонажей, изображенных на снимках. Увы, даже такими скупыми записями не всегда сопровождаются снимки, что печально. Впервые серьезно о судьбе домашнего фотоархива я задумалась в связи с продажей в 2013 году нашего просторного дома, в котором было предостаточно места для всего на свете, накопленного за полвека существования нашей семьи. Но когда было принято решение о переезде в скромную по размерам квартиру, первой проблемой стало: а куда девать все наше добро – книги, разные милые безделушки и т. д. Оказалось, что мы обросли массой как необходимых в быту предметов, так и множеством вещей, без которых мы вполне можем обходиться. Раньше мы не выбрасывали, что нам не очень нужно в данный момент, а сносили в подсобные помещения и часто просто забывали о них. Бывало, годами не вспоминали. Перед переездом в течение пары месяцев мы ревизовали свое имущество, отбирая только то, без чего в новых условиях малогабаритной квартиры мы обойтись не сможем. С остальным (чуть ли не 70 процентов нажитого добра) решили расставаться радикальным образом, отбросив ностальгические эмоции, связанные с памятью об обстоятельствах, при которых приобретались все эти вещи. Большинство из наших вещей приобреталось еще при советской власти. То есть в эпоху тотального дефицита всего на свете, кроме газеты коммунистов «Правда». Теперь все иронически вспоминают о тех временах, когда даже покупка рулона туалетной бумаги сопровождалась нешуточными волнениями (хватит, не хватит), в случае удачи – ощущением маленькой радости. Такими радостями была наполнена вся наша жизнь: достала курицу, купила тушенку, выбросили сапоги и т. д. и т. п. А что сейчас? Ни тебе очередей, ни дефицита, ни блата… Скучно … Накупила всякого барахла, а радости, счастья нет. У всех всё есть. Не добыла в жестокой битве в многочасовой очереди, а просто пошла и купила. Для женщин добывание пищи для семьи было сродни ежедневному подвигу. Нет, что-то мы с этим потеряли. Но странно, по этим «счастливым» временам не скучаем. Я во всяком случае.

Покупали часто впрок, а то ведь другой случай может долго не представиться. А отсюда затоваривание шкафов и кладовок. В общем, иногда я ощущала себя Коробочкой и Плюшкиным в одном лице. Но семью надо было одевать, кормить, лечить, учить.

Итак, вернусь к ревизии. Самое болезненное решение принималось в отношении нашей домашней библиотеки, которую мы собирали десятилетиями. С какими трудностями было связано собирание любимых книг, написано множество текстов такими же, как мы, книгочеями. Ночные очереди у книжного подписного магазина, спекулянты, перевозка многокилограммовых чемоданов с Дальнего Востока, из Монголии, из Москвы. Иногда удача улыбалась в каком-нибудь деревенском магазинчике, где попадался бестселлер, за которым в городе гоняется интеллигенция. В общем, наша библиотека – самое главное богатство нашей семьи. Долго думали, что делать. Оставлять себе, стискивая свое личное пространство до раскладушки? Но когда вам за семьдесят, уже хочется вытянуть больные ноги, сесть или лечь поудобнее. Мы с мужем постоянно достаем что-то с полок, перечитываем, потихоньку ностальгируем. Дети уехали, возвращаться в Ставрополь как будто не собираются. Да ведь сегодня можно найти любую книгу в интернете, при этом выбор не ограничен, места в доме не займет ни сантиметра. Молодые практически не пользуются бумажными изданиями. И тут мы с мужем подумали почти одновременно: конечно, с каждой книгой у нас связаны какие-то ассоциации, каждая из них как член семьи, у каждой своя история и свое место. Но мы за отпущенное нам время уже не успеем даже бегло перечитать своих любимых авторов. И наши замечательные книги будут лежать невостребованными, как элемент интерьера. Что делать, какое принять разумное решение, чтобы библиотека не пропала из-за не зависящих от нас обстоятельств, а хорошо, чтобы она попала туда, где ею воспользуются, где она, может быть, скрасит кому-то жизнь, утешит. Мы стали рассуждать, где сейчас читают книги: в школах – там свои библиотеки; библиотеки не берут – своих излишек; больницы – да! А вот еще тюрьмы, конечно же, тюрьмы! А в тюрьмах есть еще и больницы. У меня нет комплексов, что мои любимые книги будут брать в руки преступники. Неплохо осведомленные о состоянии нашей правоохранительной системы, мы имеем основания предполагать, что в наших тюрьмах и следственных изоляторах находится чуть ли не половина невинно осужденных. Мы, наша семья, не можем реально ничем помочь узникам, но, если удастся, мы можем облегчить им тяготы заключения, дав возможность читать хорошие книги.