Михаил Тюрин - О чём вспомнил и размышлял. Книга вторая. Военная служба

Большинство курсантов всё-таки стремилось развивать в себе высокие нравственные и культурные ценности, видя в офицере образец чистоты, порядочности, аккуратности и образованности и, в конце концов, человека «честь имеющего». Поэтому всякие Лёвичевы, Шуканы, Червяковы и им подобные не вызывали в курсантской среде никакого уважения, а чаще всего – отчуждение, а иногда даже и презрение. К сожалению, не в силах курсантов было проводить чистку своих рядов, дабы не допустить к офицерской службе в войсках больших и малых негодяев, хитрецов, приспособленцев, дабы не плодить продажных Плигускиных и ему подобных.

По моим наблюдениям тяга к знаниям, искусству, приобретению навыков и правил поведения в образованном обществе превалировала у большинства курсантов над всеми другими сторонами жизни. Большой популярностью пользовались факультативные занятия, организованные по просьбе курсантов-выпускников, проводившиеся работником политотдела училища майором Ходановичем по вопросам семьи, организации быта, умению вести себя за столом (переводя на житейский язык – как пользоваться ножом, вилкой, ложкой, тарелкой и т.д.), в коллективе, умению устанавливать деловые отношения, вести себя с подчинёнными и начальниками, то есть по тем вопросам, которые объединяются общим понятием «хорошего тона». Помню, как обсуждался вопрос о правильном выборе себе спутницы жизни. Может быть, у кого-то сейчас такая постановка вопроса вызовет саркастическую улыбку, но для выпускников Гомельского училища «правильный» выбор жены имел огромное значение. Понятие правильности растолковал нам, выпускникам, наш ротный командир Альберт Александрович Агафонов: «Жена должна быть на улице барыней, в доме хозяйкой, а в постели – б…ю. И не дай бог, если произойдёт сдвиг по фазе».

Вопрос создания семьи был актуален ещё и потому, что молодые лейтенанты назначались в радиолокационные подразделения, располагавшиеся в 100—150 км от штабов батальонов, полков, бригад, а, следовательно, и от цивилизации. Жить в лесной или степной глуши без театров, клубов, телевизоров (они только начали появляться), даже без магазинов с предметами первой необходимости, да и к тому же в примитивных бытовых условиях, видя ежедневно одних и тех же 25—30 человек солдат и офицеров, смогла бы не всякая девушка, тем боле вкусившая «прелестей» городской жизни. А информацией о нашей предстоящей службе мы располагали достаточной.

Наше первое увольнение в город. Курс молодого бойца, продолжавшийся три месяца, пройден, и мы получили возможность посещать городские достопримечательности. Но смотреть было нечего – город ещё не восстановился после войны, что видно на снимке. Ну а мы, естественно радовались появившейся относительной свободе, что и демонстрируют наши питерцы Гулаков и Кузнецов, распахнув шинели. Я же (на снимке слева) и Лёня Корбан продолжаем соблюдать, как учили, форму одежды. Мы скромные сельские ребята – таких вольностей позволить себе пока не могли

«Мы люди искусства, а вы солдафоны, ничего не понимаете в прекрасном…», – так одному из наших курсантов заявили студентки Гомельского культпросветучилища. Эта уничижительная оценка нашего стремления вырасти культурными, образованными и порядочными людьми около года периодически всплывала в наших курсантских коллективах и вызывала крайне отрицательную реакцию к этим, так называемым «людям искусства». С ними нам явно было не по пути.

Тем не менее, нас не пугали предстоящие «тяготы и лишения». Я даже посещал одно время кружок бальных танцев. Правда, танцор из меня не получился, но все эти падекатры, падеспани, падеграсы и др. знакомые мне ещё по танцулькам в нашем селе, запомнил и, как видно, надолго.

В училище приветствовалось посещение курсантами областного театра, городских кинотеатров, всевозможных выставок (к сожалению, редких). В клубе училища иногда бывали гастролирующие по округе представители эстрадного жанра, всякие жонглёры-гипнотизёры. Правда, заметных личностей было мало. Питерские ребята однажды уговорили (на втором курсе) поехать на концерт их молодой знаменитости Эдиты Пьехи, так что хоть что-то осталось в памяти. А так была одна серость, не оставившая заметного следа.

Первый раз, надо же было тому случиться ещё на первом курсе, я оказался в театре на постановке балета «Лебединое озеро». Первый раз в жизни зрел действо, понятия о котором ни в теории, ни на практике не имел. Это приобщение к балету надолго оттолкнуло меня от этого вида искусства. Выступавшая Ленинградская труппа (не могу судить об их профессионализме) прыгала и бегала по сцене под аккомпанемент магнитофона или пластинки и меня это так укачало, что я легонько и всхрапнул. Спасибо друзьям, разбудили. Так что от первого в моей жизни посещения театра и балета остались в памяти больше удобные кресла с красной обивкой, чем порхающие маленькие лебеди.